1941, Великая Отечественная катастрофа: Итоги дискуссии

Впрочем, как видим, по критериям самого же Бешанова, обожающего сравнивать мощь армии по характеристикам танков, СССР для обороны нужно было как раз 24 000 танков. «Но упрямы советские маршалы: «Это количество новой техники не могло удовлетворить потребности танковых войск...» Почему же маршал Ротмистров был такой неудовлетворенный? Да все по той же причине — «противник превосходил наши войска по средним и тяжелым (?) танкам в 1,5 раза». Ну это мы уже слышали. Между прочим, в ноябре 1942 г. в наступлении под Сталинградом участвовало около 950 советских танков всех типов, под Москвой в декабре 1942 г. и того меньше — 800».

Да, в наступлении под Москвой и под Сталинградом участвовало 800—900 танков (это, заметим, не считая подтягиваемых резервов). Но сколько танков было на этих участках у немцев? Молчит В. Бешанов. Численного сравнения не дает, а надо бы. Думается, в обоих случаях у немцев набиралось штук по 300 боеспособных танков, не более. (Например, генерал фон Зенгер вел свою 17-ю танковую дивизию деблокировать Сталинграде 30 танками «на руках».) А между тем даже бравые победоносные союзники до самого конца войны без трех-пятикратного превосходства в танках и авиации в бой с немцами не совались. Что уж говорить о нашей армии, которая у Бешанова все время «тупо и в лоб, прямо на смерть». Нам для обороны этого трех-пятикратного должно хватить. И хватило. Так к чему же претензии Бешанова? К тому, что товарищ Сталин совершенно верно рассудил, что раз нельзя умением, то надо числом? Глупые претензии, однако. Кто с немцами «умением, а не числом» успешно повоевал из союзников? В 1941-м, в 1942-м, в 1943-м — точно никто.

Конечно, Бешанову видно:

«Несоответствие между гигантскими параметрами советской военной машины и мизерностью достигнутых ею результатов».

Но кто в начале войны достиг большего или хотя бы того же? Поляки? Французы, сдавшиеся через шесть недель? Англичане, год с лишним бегавшие по Африке от Роммеля и три года терпевшие подводный террор на своих коммуникациях? А ведь у них, между прочим, тоже была «военная машина», и не только танковая, а воздушноморская. Только Америка, тихая-мирная-нейтральная, в 1941 г. выпустила 4052 танка, за год увеличив их производство более чем в 10 раз. Уж про параметры этих военных машин нам В.Бешанов ничего не расскажет. А надо бы. Вот как, например, Черчилль оценивал появление линкора «Тирпиц» на наступательной позиции в норвежском Тронхейме:

«В настоящий момент вся стратегия войны зависит от этого корабля, который одним своим присутствием парализует действия четырех крупных британских военных кораблей, не говоря уже о двух новых американских линкорах в Атлантике» (цит. по: Шофилд Б. «Арктические конвои»). То есть Черчилль может держать против одного немецкого линкора четыре своих и ожидать помощи от двух американских, а русским против немецких 6000 танков выставлять 24 000 нельзя?

«И если четыре тысячи немцких танков — инструмент агрессии, то что такое двадцать шесть тысяч советских?» — спрашивает читателей Бешанов.

Ответ: в полном соответствии с утверждениями и с оценками Бешанова и его любимых союзников эти «двадцать шесть тысяч» — эффективный инструмент обороны.

И «Риторический вопрос: что нужнее в оборонительной войне, танки или противотанковые мины?» в полном соответствии с текстом Бешанова имеет вполне очевидный ответ — танки, конечно.

В этой связи совершенно нелепым оказывается объяснение агрессивных намерений СССР таким образом:

«Танки КВ-2 были загружены бетонобойными снарядами, что вполне логично, если готовишься к прорыву железобетонных укрепленных полос».