1941. Забытые победы Красной Армии

Мирослав Морозов. На Берлин!

Первые налеты советской авиации на Берлин в августе-сентябре 1941 года стали одним из хрестоматийных фактов в истории отечественных ВВС. В различное время им было посвящено значительное количество статей и книжных глав, и все-таки целый ряд деталей оказался искажен или намеренно опущен. Не был проведен и объективный анализ результатов бомбардировок. Приводимая статья является попыткой автора ответить на эти вопросы.

В первую очередь необходимо выяснить, кто же был истинным инициатором операции. В связи с особой секретностью, да и сложностью обстановки, летом 41-го многие штабные документы не отрабатывались, поэтому поиск в архивах не дает удовлетворительного ответа на этот вопрос. Приходится обращаться к мемуарам, какие бы сомнения ни вызывало их содержание.

Все сходятся на том, что отправным моментом явилась бомбардировка немецкой авиацией Москвы в ночь на 22 июля 1941 года. В воспоминаниях Н. Г. Кузнецова по этому поводу написано:

«Нам хотелось ответить налетом на Берлин. Но как? По плану мы готовились в те дни нанести с ленинградского аэродромного узла удары по Пиллау где базировались корабли немецкого флота. Правда, с аэродромов, расположенных под Ленинградом, до Берлина было ближе, чем с других наших аэродромов. Но расстояние все-таки было слишком велико, чтобы его могли преодолеть в оба конца самолеты ДБ-3 даже с форсажем (ДБ-Зф).

Пришлось нам с В. А. Алафузовым призадуматься…

Развернули карту. После прикидки стало ясно, что с ленинградских аэродромов наши самолеты дотянут лишь чуть дальше Либавы. А вот если стартовать с острова Эзель [244] , тогда можно лететь до Кенигсберга. Ну а если взять предельный радиус действий самолетов? Да, тогда можно достать и до Берлина! Правда, идти придется над морем и, сбросив бомбы, немедленно возвращаться. Потеряешь 20–30 минут – не дотянешь до своих аэродромов. Придется садиться на территории противника. Чтобы исключить этот вариант, оставалось одно – лететь на Берлин на самой выгодной во всех отношениях высоте и бомбить немедленно, несмотря ни на что. Потом строго прямым курсом возвращаться домой. Иначе говоря, лететь было можно, если найдутся отважные летчики, если будет исправна материальная часть и если при возвращении туман не закроет аэродром».

Но между «хотелось» и оформленным замыслом лежит пропасть, которую невозможно преодолеть без знания авиационной специфики, летных ТТХ самолетов и так далее. Думается, что ни Н. Г. Кузнецов, ни начальник ГМШ Алафузов такими знаниями не обладали. К тому же представляется, что у наркома ВМФ летом 41-го было много куда более насущных задач, чем разработка различных прожектов. Флаг-штурман 1-го минноторпедного полка (мтап) ВВС Краснознаменного Балтийского флота (КБФ) майор П. И. Хохлов вспоминает, что предложения ударить по Берлину созрели у него вместе с командиром полка полковником Е. И. Преображенским в двадцатых числах июля, но еще раньше, чем они смогли доложить их наверх, к ним уже прибыл командующий ВВС ВМФ генерал-лейтенант С. С. Жаворонков, поставивший аналогичную задачу. Согласно Н. Г. Кузнецову, Жаворонков улетел под Ленинград где-то между 28 июля и 2 августа – уже после утверждения плана Ставкой. Таким образом, предложение все-таки исходило из Москвы. Но от кого конкретно? Наиболее вызывающая доверие версия изложена в мемуарах Хохлова со ссылкой на устную беседу с Н. Г. Кузнецовым после войны. Легко заметить, насколько эта версия отличается от той, что изложена в мемуарах самого бывшего наркома: