1942: Реквием по заградотряду

– Я не думаю, что против меня воюют только фанатики и предатели, – медленно, с видимым трудом произнес Сталин. – И я не думаю, что на моей стороне выступают только патриоты и фанатики… Полагаю, что клич «За Сталина!» чаще всего синонимичен исконно русским «На хрен!» и «Твою мать!». Молча бежать в атаку – не слишком приятно, наверное…

– Некоторые искренне…

– Я сказал «чаще всего», Евгений Афанасьевич. Наверняка есть люди, которые меня искренне любят. И есть те, которые не менее искренне ненавидят. И те, и другие есть по обе стороны фронта, как мне кажется… По обе стороны фронта. Вот вы сказали о гражданской войне, что она не начнется… Она не заканчивалась. И никогда не закончится. В двадцатом… Вы же сами знаете, в двадцатом мы вроде бы победили. Многих врагов уничтожили, но ведь за белых были миллионы. Миллионы. Они ведь не исчезли, они разошлись по домом, но они помнили… И помнят. И никогда не забудут. Разве тот, кто не помнит прошлого, – человек? Так, насекомое… – Сталин на мгновение задумался. – Скажите, Евгений Афанасьевич… Вы полагаете пару «добрый – злой» синонимом паре «хороший – плохой»? Это одно и то же?

– Нет. Часто это противоположности. По роду деятельности мне доводилось сталкиваться с очень добрыми людьми, которые творили очень плохие вещи…

– Инстинкт самосохранения – это хорошо? – спросил Сталин. – Любовь к семье, забота о ней – хорошо?

– Да, наверное…

– Вы наверняка слышали, что у Сталина очень неприятное чувство юмора? Слышали?

– Да.

Сталин хмыкнул, взял со стола трубку, придвинул пачку «Герцеговины Флор».

– С вами приятно беседовать, Евгений Афанасьевич. Легко.

Сталин набил трубку, закурил.

Корелин ждал.

Рано или поздно все станет понятно. Ведь не просто так разоткровенничался отец народов. Ведь чего-то он добивается? Он ходит по кругу, демонстрирует свою искренность и желание объяснить… Обычно такими искренними бывают люди, желающие что-то узнать. Проверить свои подозрения, залезть собеседнику в душу.

Ничего, подумал Корелин, пусть залазит. Одна проблема – есть ли у комиссара Корелина душа?

– В тридцать восьмом случилась странная история… Хотя, если вдуматься, и не странная, – усмехнулся Сталин. – Творческие люди – как дети. Их нужно поддерживать, направлять… И наказывать, между прочим, тоже нужно. Иначе… Но я не об этом. В Кремле был прием. Иногда нужно дать творческим людям почувствовать себя взрослыми и важными. Актеры, режиссеры…

Все было очень чинно и достойно. Как обычно. Гости поднимали тосты за товарища Сталина, за советское искусство, за партию. Подходить к Хозяину с бокалом чокаться было неудобно, поэтому сам Иосиф Виссарионович традиционно обходил наиболее известных гостей, чтобы коснуться своим бокалом их бокалов и сказать пару-тройку дежурных комплиментов. Сталин действительно смотрел все новые фильмы, имел хорошую память, поэтому никогда не путал имен персонажей и не забывал подробностей сценария.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – сказал актер Жаков. – Я хотел поблагодарить вас…

Обычно скупой на эмоции и жесты, Жаков был взволнован и не скрывал этого. Не мог скрыть. Вино в бокале очень хороший индикатор даже самой легкой дрожи в руках.

– Олег Петрович, – усмехнувшись в усы, сказал Сталин, – ведь это вы играли Боровского в «Великом гражданине»?

– Да, товарищ Сталин.

– Какой мерзавец, – посерьезнев, громко произнес Сталин. – Подлец. Настоящий враг. Таких нужно уничтожать без всякой жалости…

Жаков побледнел.