1952

Двери ближайших домов были закрыты, кафешек поблизости не наблюдалось. Английская некороновка забежала в какую-то подворотню, кинув мне:

— Не ходи за мной, бесстыдник. Посторожи!

Стою у ворот. Смотрю на звёзды в парижском небе. Наклоняю голову. Огибая мой ботинок на мостовую побежал ручеёк. Ручеёк? Резко поднимаю ногу и трясу ботинком в воздухе проводя противоаммиачную процедуру.

Мэгги, как ни в чём ни бывало, выходит на свет, поправляя платье:

— Ури, ты тоже хочешь? Иди, я посторожу!

8 июня 1952 года. Париж.

Читаю утренние газеты. Либеральная пресса Парижа, восторженно пишет про восставших в Будапеште венгров. Вот, мол, настоящие герои и борцы за свободу. А русские эту свободу своими танками. Пишут, что Хрущёв так и не выполнил своё обещание начать вывод советских войск из Венгрии в мае этого года… Еженедельное издание «Чарли» радуется большому количеству убитых коммуняк на улицах Будапешта. Смакуются фотографии повешенных «красных» и трупы советских солдат. С возмущением пишется, что СССР направил в венгерскую столицу воинские части. Венгрию заверяют, что «заграница им поможет»…

Как же! Поможет! Втравили народ в бунт… И ладно бы только недонацифицированных фашистских недобитков, коих по стране десятки тысяч гуляют… Так ещё и студентов вписали. Молодёжь всегда было легко обмануть красивыми масонскими фразами о Свободе, Равенстве и Братстве.

Утром в гостиницу приходили попрощаться Жан-Поль Бельмондо и Одиль Версуа с сестрёнкой Мариной. Смотрю на юную будущую жену Владимира Высоцкого и говорю по-русски:

— Дорогие мои француженки, эту песню мы с Васей приготовили специально для вас.

https://youtu.be/_uIqyHQQttw?t=1

Днём выселяемся из гостиницы и собираемся у автобуса. Бубукин хвалиться покрывалом:

— На память дали! Прямо с гостиничной кровати подарили. — заливает он.

На самом деле Валя покрывало в магазине купил. Прикреплённый к нам массажист спрашивает у счастливого обладателя загрантовара:

— А что? Покрывала можно из гостиницы на память брать?

— Конечно! — говорит Бубука, — вчера объявление в холле висело. Не видел?

Все притихли. Массажист закинул чемодан в автобус и бегом в гостиницу. Через пять минут бежит к автобусу с покрывалом, а за ним несётся персонал и орёт «Месье, месье». Команда забилась в конвульсиях от хохота.

При вылете из Парижа наблюдатели зачем-то поставили мне песню в исполнении японской реинкарнации Анечки https://youtu.be/thBv6sJEr7c?t=1

Это они что? Так намекают что я скоро умру?

10 июня 1952 года. Каракас(Венесуэла).

Летели с промежуточной посадкой на Канарах больше суток. Заселились. Жарища. Ребята почти сразу уснули, а я никак. На нашем этаже до утра дежурил наш футбольный чекист Агустин Гомес. Этот защитник московского «Торпедо» выполнял в поездке роль переводчика с испанского. Гомес когда-то был капитаном юношеской футбольной сборной Басконии. Сажусь на диванчик рядом Агустином. Он хоть, и значительно старше, но говорит со мной без пиетета:

— А знаешь когда моя первая игра в Союзе была? В сентябре 1938-го. Юношеская команда Басконии против сборной стадиона юных пионеров в Москве… Потом меня устроили на Московский авиазавод. Днём работал, вечером тренировался в заводской команде. К нам, испанцам, отношение было очень хорошее. Многие советские люди желали нам победы в войне с фашистами. Вскоре я начал играть за московские «Крылья», а затем и за «Торпедо»…

Я помнил этого надёжного защитника автозаводцев. Болельщики тогда нередко рукоплескали его прекрасным отборам и пасам. На футбол тогда ходили как на театральное представление. И Агустин на поле был очень артистичен. В это трудно сейчас поверить, но Гомес в матчах Первенства очень часто выбивал мяч от своих «пустых» ворот. В финале Кубка СССР 1949 года, выигранном «Торпедо», испанец дважды выносил мяч с ленточки… Видимо у него было хорошо развито вратарское чутьё. Торпедовские болельщики боготворили «спасителя».

Гомес продолжает:

— А знаешь кто у меня тренером был? Ваш «Дед» Маслов. Да, хорошее было время…

В одной из статей времён Перестройки я читал, что Гомес выполнял во время загранкомандировок задания наших разведслужб и был не только футболистом, но и активным революционером после своего возвращения в Испанию. За пропаганду коммунизма в Испании его бросали в тюремные застенки и пытали. Короче, испанец был парнем не робкого десятка.

— Слушай, Агустин, — прошу я, — А можно мне по пляжу прогуляться, а то не засну никак…

— Можно, только далеко не уходи.