1953 год. Смертельные игры

Сразу после этой «беседы» Лидия Тимашук и написала свое письмо «туда, не знаю куда» - ибо поначалу доктор хотела адресовать его в ЦК. Однако начальник охраны Жданова майор Белов порекомендовал ей обратиться в МГБ, к начальнику главного управления охраны генералу Власику. Почему - понятно: в этом случае майор мог гарантировать, что меры будут приняты немедленно. И перед тем, как произносить слова осуждения, давайте задумаемся вот о чем. Все мы - потенциальные пациенты, и если вы, уважаемый читатель, находитесь в больничной палате, хотелось бы вам, чтобы рядом оказалась такая вот доктор Тимашук, или вы предпочтете врачей, заметающих мусор под ковер? То-то же...

Есть в этом письме и еще один нюанс. Тимашук называет высокопоставленного пациента не «товарищ Жданов», как следовало бы, а по имени-отчеству (точнее, как было тогда принято,

«А. А.»), что говорит о хорошем с ним знакомстве. И в самом деле, доктор была прикреплена к Жданову еще в 1941 году и знала, как выглядит его нормальная кардиограмма. Долгим знакомством может отчасти объясняться и ее настойчивость в борьбе за жизнь Жданова. Тем более что он был, по многим воспоминаниям, хорошим, вызывающим искреннюю симпатию человеком.

Вернувшись в Москву, 31 августа Егоров собрал консилиум. Специалисты-кардиологи - профессора Незлин и Этингер, академик Зеленин - подтвердили, что инфаркта у пациента нет. По мрачной иронии судьбы, консилиум завершился сообщением о смерти Жданова. Для всех медиков, причастных к его лечению, ситуация была чревата серьезными неприятностями.

Первой и единственной странностью этого дела является вскрытие, которое проводилось почему-то прямо на Валдае, в ванной комнате санатория - хотя ехать оттуда до Москвы чуть более двух часов на машине и еще меньше на самолете. Однако проводили столь странное вскрытие с согласия Сталина - едва получив известие о смерти, Егоров позвонил вождю. С самим Сталиным он, похоже, не разговаривал, беседовал с его секретарем Поскребышевым, от которого и получил разрешение произвести вскрытие на Валдае. Затем начальник Лечсанупра вместе с патологоанатомом Федоровым вылетел в санаторий. Поэтому считается, что вождь не был заинтересован в установлении причин смерти Жданова. Впрочем, могут быть и другие объяснения...

А скандал с жалобой доктора Тимашук только набирал обороты. О дальнейших событиях рассказывает она сама в одном из последующих своих писем:

Док. 6.4.« 4/IX-1948 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П. И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии глав врача больницы В.Я. Брайцева заявил: "Что я Вам сделал плохо го? На каком основании Вы пишете на меня документы Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому Ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот Вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консуль тантам с мировым именем и пишете на нас жалобы. Мы с Вами работать не можем, Вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, но и для больного, в семье которого произвели переполох. Сделайте из всего сказанного оргвыводы. Я Вас отпускаю домой, идите и подумайте!"»

По воспоминаниям Тимашук, Егоров был разгневан беспредельно, бегал по кабинету и стучал кулаками, кричал, что жалобу ему передали, потому что верят ему, «а не какой-то Тимашук». По- человечески его понять можно: и так-то положение неприятное, а тут, оказывается, эта мадам еще и в МГБ написала. Кстати, то, что он спустя четыре года оказался в подвалах Лубянки, во многом было следствием хамского обращения с подчиненными. Если бы Егоров вежливо разговаривал с доктором Тимашук еще на Валдае и дал себе труд урегулировать конфликт сразу, он избежал бы многих неприятностей. Читайте Дейла Карнеги, господа!

Через день, 6 сентября, состоялось чрезвычайно представительное совещание в Лечсанупре, на котором признали правильность назначенного лечения. Патологоанатом доктор Федоров озвучил на нем результаты вскрытия (привожу по книге Брента и Наумова).