1953. Ликвидация Сталина

Но мы отвлеклись от темы новой мировой войны. Напомню поэтому, что выселение представителей «не тех» национальностей из приграничных районов есть достаточно верный признак скорого превращения этих районов в прифронтовую полосу. Так было в западных районах СССР перед 1941 годом, так было примерно в те же годы на Дальнем Востоке (корейцы). Так было и в Закавказье, например, еще 18 января 1938 г. НКВД СССР разработал проект выдворения иранских подданных из Азербайджана: этим лицам предлагалось в месячный срок либо принять гражданство СССР (в этом случае они подлежали выселению в Казахстан), либо выехать в Иран, а в случае отказа они подлежали аресту. Ну, правда, в конце концов, советские чекисты (вернее, те, кто им давал указания) «смягчились» и выслали всех. Автор, приводящий эти сведения, не скрывает, что НКВД использовал эту высылку для заброски агентов в Иран ( Гасанлы Дж. Вступление советских войск в Иран и укрепление позиций СССР в Южном Азербайджане // Правда Виктора Суворова. Окончательное решение. М., 2009. С. 92–94). В не столь отдаленном будущем за этим шагом, как известно, последовало вторжение СССР в Северный Иран.

Но главным продолжало оставаться японское направление. Явно именно с расчетом использования на этом направлении на вооружение СССР 3 декабря 1951 г. поступили ракеты Р-5. Началось наконец и развертывание пяти обещанных ракетных бригад в дополнение к двум уже имевшимся.

Кстати, в дневниках Берия мы опять видим лакуну с 5 ноября по 21 декабря 1951 г. Таким образом, и принятие на вооружение Р-5, и упоминавшееся постановление Политбюро от 29 ноября – пропущены. Однако через три страницы появляется запись от 20 декабря ( Берия Л.П. С атомной бомбой мы живем! С. 141, 144), что заставляет снова думать об опечатке – лакуна до 21 ноября вместо 21 декабря.

Что-то много, однако, опечаток. Как бы то ни было, очевидно, что дневники Берия теперь отмечает некая нервозность, скомканность, а также путание в датах. Сам Лаврентий Павлович чуть позже, 15 июля 1952 г. (кстати, после еще одной большой лакуны, начиная с 10 июня, и сразу после упоминания о предстоящем съезде партии), замечает: «Редко я теперь берусь за свой дневник. Ха! Дневник это если пишешь и пишешь, а тут то пишешь, то нет. Ни времени нет, ни жалания (так в тексте. – Прим. С. Кремлева)» (там же. С. 154–155). Такого не было даже в самые трудные годы прошлой войны. И это само по себе показательно.

Глава 11 Молотов и Игнатьев

Но у Берия был опасный соперник по борьбе за власть – Молотов Вячеслав Михайлович. Соперничество между ними началось еще в 1944 г., когда Берия занял вместо Молотова должность заместителя председателя Государственного Комитета Обороны. Собственно, к началу 1950-х гг. пик доверия Сталина к Молотову прошел, хотя бы потому, что супруга Молотова была еврейкой, однако он продолжал числиться в иерархии советского руководства человеком № 2. И оставался за вождя, когда тот отлучался куда-то.

Вот и теперь Сталин уехал на Черное море. Отдыхал долго – с августа 1951 по февраль 1952 гг. По крайней мере, в декабре 1951 г. его в Москве уже четыре месяца не было, об этом пишет Берия в дневниковой записи от 20 декабря 1951 г.: «Коба все не возвращается. Собирается, но может скоро не вернется, уже почти четыре месяца не был в Москве… Раньше такого не было. Что он там копает?» Тут явно намек на грузинское дело, о котором Берия писал и ранее. Например, 6 ноября 1951 г. в его дневнике появляется запись: «Головы будут лететь. Вряд ли дойдет до расстрела, но дров там Коба наломает. Жалко Рапаву (А.Н. Рапава – до 1948 г. министр госбезопасности, в 1948–1951 гг. министр юстиции Грузинской ССР, в ноябре 1951 г. арестован по «менгрельскому делу», или «делу Барамия», после смерти Сталина реабилитирован и назначен министром государственного контроля Грузинской ССР, летом 1953 г. снова арестован и в 1955 г. расстрелян. – Прим. С. Кремлева ). Попал под горячую руку» ( Берия Л.П. С атомной бомбой… С. 137 и т. д.). А возможно, комментирует С. Кремлев, Сталин оставался на Кавказе и в начале 1952 г.; во всяком случае, он никого не принимал в своем кремлевском кабинете до 12 февраля 1952 г. (в тексте, очевидно, опечатка, написано «1951 г.». – В. К. ) (там же. С. 144).

Кстати, насчет того, что «раньше такого не было», Лаврентий Павлович неправ. Послевоенный Сталин был уже не тот. Едва ли правы те, кто говорит о том, что в 1951–1952 гг. здоровье Сталина резко ухудшилось, и достаточно очевидно, что умирать он явно не собирался, но все-таки старость – не радость. Факты свидетельствуют: если в 1945 г. перерывы в заседаниях Политбюро продлились только чуть больше двух месяцев, с 8 октября по 17 декабря, то в 1946 г. – уже с 8 сентября по 20 декабря, в 1947 – с 15 августа по 17 ноября, в 1948 – с 4 сентября по 1 декабря.