1953. Роковой год советской истории

«В системе нашей было так: как поездка - так обязательно зайти. В последний раз, когда я с делегацией приехал приветствовать Московскую партийную конференцию, я приветствовал ее от души, по-ленинградски. И… опять не преминул к нему зайти. Зайти к снятому секретарю! Чего ради зашел? Зачем?»

Тут уж покоробило даже ко многому привычного Маленкова.

«Дело не в том, что вы ходили или не ходили к товарищу Кузнецову - он был секретарем ЦК: почему бы не зайти?

- А дело в том, что Центральный Комитет не знал, о чем вы говорили с Кузнецовым, какие указания давал Кузнецов. Все это замкнулось в группе…У Центрального Комитета есть секретариат, есть бюро, есть Политбюро, и, в зависимости от важности вопроса, решает Секретариат, бюро или Политбюро. В партийном порядке… Вы поддерживаете другой порядок - единоличное решение вопроса, единоличные указания. Вот о чем идет речь. А не о том - зашел или не зашел ? Заходите, пожалуйста. Разве это запрещено ? Вы и сейчас не понимаете, о чем идет речь…»

А нынче стало л и яснее, о чем речь? Сейчас ведь рассматривают дело так, как и Капустин, - словно бы разговор исключительно о личностях. Ошибся Кузнецов или не ошибся, разгневался на него вождь или не разгневался. А ведь проблема совершенно в другом - во взаимоотношениях центра и регионов. И порядок, когда партийные организации должны быть прозрачны для ЦК, установлен не от хорошей жизни.

Беда крылась в специфической системе управления страной. Она тоже появилась от отчаяния, когда власти поняли, что не могут заставить работать государственный аппарат -но от этого не легче. В 20-х годах установился такой механизм руководства: формирующийся новый госаппарат плотно курировала партия. Все, кто занимал более или менее видные посты, являлись членами ВКП(б), которая управляла, пользуясь партийной дисциплиной, ибо государственную не ставили ни в грош. Партия не была иерархической структурой, полномочия в ней делегировались снизу вверх, низы были чрезвычайно активны - в этих условиях любая замкнутая группа тут же начинала проводить свою линию во всех областях жизни, до которых могла дотянуться. Это даже если у нее не было идеологических особенностей. А если были?

У меня есть любимый пример. Допустим принято решение проводить коллективизацию. При этом треть организаций подчиняется решению, как оно есть; еще треть выступает за тотальное обобществление всего, что движется, и действует соответственно, расстреливая всех, кому это не нравится; а остальные стоят за «постепенное врастание» крестьянина в кооператив и не делают вообще ничего. И что, в таком случае, начнется в стране?

Или другой пример, из реальной жизни. В Казахстане, в середине 30-х годов, ЦК республики по партийным каналам передал указание: судить расхитителей колхозного добра собранием колхозников с приведением приговоров в исполнение - короче говоря, велено было устраивать самосуды. И ничего себе подготовочка к принятию Конституции! Не от хорошей жизни в ЦК хотели знать, о чем разговаривают между собой коммунисты: если этот процесс не контролировать, они такого наворотят!

Лишь после «тридцать седьмого года» партийных руководителей удалось более-менее привести в чувство. И вот опять: всего два года, как Кузнецова взяли в аппарат ЦК, а уже появилась группа и уже черт знает что вытворяют: провели ярмарку на всю страну, угрохали кучу денег, убытков на четыре миллиарда. Есть от чего озвереть…

И ведь это самое безобидное, из того, что придумали в Ленинграде. У них в головах бродили такие идеи, что закачаешься!

Снова Попков: