Заговор, связанный с первым расколом партии большевиков, разгромили в ходе «тридцать седьмого года» - но не до конца. «Испанский» заговор, например - это явно какое-то щупальце «военной группы», недогрызенное НКВД входе репрессий. Да и связи маршала Жукова тянутся именно к «группе Тухачевского».
…Но если бы одними только оппозиционерами все ограничилось! Параллельно в стране вызревал другой, ничуть не менее опасный раскол.
Далеко не все «старые революционеры» ушли в оппозицию. Большинство поддерживали «генеральную линию», иные искренне, другие - постольку, поскольку ее колебания никак не влияли на их личное положение. Многие из этих людей с дореволюционным партийным стажем выдвинулись «наверх», но весьма немногие из них имели необходимые для решения все усложняющихся задач образование и деловые качества. В итоге основным методом борьбы со всеми проблемами на советских просторах оставалась грубая сила. Пока жизнь в СССР строилась по «чрезвычайным» законам, такое положение еще как-то можно было терпеть. Но с окончанием коллективизации задачи, решаемые «кавалерийскими» методами, окончательно иссякли, а сами методы остались. Культивировала их, в основном, партийная верхушка, поскольку для работы в формирующемся государственном аппарате люди отбирались исходя из деловых качеств, а в партии в ходу были партстаж, заслуги, участие в Гражданской войне и пр. И чем более нормальным государством становился СССР, тем очевиднее было, что партаппарат профессионально непригоден для того, чтобы им управлять. К середине 30-х годов, когда государственный аппарат более-менее сформировался, вопрос о власти стал со всей остротой.
До сих пор власть в СССР осуществлялась весьма своеобразно. Государственная машина образца 20-х годов была практически неуправляема, а партия управляема, зато не имела властных полномочий. Выходом стал остроумный механизм: все люди, занимавшие ответственные посты, становились членами партии и если не выполняли решения Совнаркома в порядке государственной дисциплины, то поневоле выполняли решения Политбюро в порядке дисциплины партийной. Так что по факту страной руководило Политбюро, вообще не имевшее формальных властных полномочий. Поскольку оно персонально совпадало с верхушкой Совнаркома, проблем «двоевластия» на самом верху не возникало. Проблема была в другом - в статусе Политбюро.
Государственная иерархия строилась, как положено нормальной властной структуре, - полномочия передавались сверху вниз. А вот в партии все было с точностью до наоборот - они делегировались снизу вверх. Высшим органом партии, если кто не помнит, являлся съезд, который избирал Центральный Комитет, а уже тот выделял из своего состава Политбюро и имел над ним полную власть. Сталинскую команду во главе с ним самим могли попросить очистить кремлевские кабинеты на любом пленуме. И то, что этого пока не происходило, объяснялось двумя вещами: эффективной работой команды и культом личности ее вождя. Но глупо было обольщаться насчет стабильности такого положения: оно сохранится ровно до той минуты, когда сталинская политика пойдет вразрез с интересами большинства ЦК. А большинство как раз и составляли те самые «старые революционеры, верные генеральной линии» - малообразованные, амбициозные, склонные к силовым методам и приверженные идеям революции так, как они эти идеи понимали.
Малообразованными, кстати, они были не по нынешним меркам, когда недостаточным образованием считается десять классов за плечами. Вот, скажем, Роберт Эйхе, секретарь Западно-Сибирского крайкома, хозяин колоссального края. Сын батрака, образование - двухклассное начальное училище. Станислав Косиор, «хозяин Украины» - начальное заводское училище. Недоброй памяти нарком внутренних дел Ежов, секретарь ЦК, писал в анкетах: «образование неполное низшее» - понимай как хочешь. И таких в партийной верхушке было подавляющее большинство. К февральско-мартовскому пленуму 1937 года зав. отделом кадров ЦК ВКП(б) Маленков подготовил записку, в которой говорилось об образовательном уровне партийного аппарата. Среди секретарей обкомов высшее образование имели 15,7 процента, а низшее - 70,4 процента. На городском уровне это соотношение было 9,7 и 60,6 процентов соответственно, на районном - 12,1 и 80,3 процента. Для сравнения: в 1922 году среди уездных секретарей, что примерно соответствует должности секретаря райкома, высшее образование имели 5% и среднее - 8%. Как видим, за пятнадцать лет воз практически не сдвинулся. Эти люди не только раньше ничему не учились, но и потом не желали. Между тем именно данные товарищи руководили всей жизнью страны, в том числе и государственным аппаратом.