1962. Хрущев. Кеннеди. Кастро. Как мир чуть не погиб

Для полета U-2 –24-го по очереди – был выбран ранее уже опробованный маршрут: из пакистанского Пешавара в Тюра-Там, оттуда, сфотографировав по ходу насколько военных аэродромов, к Свердловску, точнее, Челябинску-40, комбинату «Маяк», центру атомной промышленности. Далее – Плесецк, где, по данным ЦРУ, строилась стартовая площадка для межконтинентальных ракет, Северодвинск с его судоверфями, где строили атомные подводные лодки, и Североморск, главная база Северного флота. Оттуда – на аэродром Бодо в Норвегии. За штурвалом сидел опытный пилот Фрэнсис Гэри Пауэрс, ранее летавший над СССР. Пройдя над Тюра-Тамом, его U-2 на высоте двадцати километров взял курс на Свердловск.

И здесь впервые для американцев коса нашла на камень. Расчету противовоздушной обороны майора Воронова наконец-то удалось то, что никому не удавалось до него. В 8.53 по московскому времени в небе вспыхнула огненная точка, и через несколько секунд до земли донесся негромкий хлопок взрыва. Цель исчезла с экранов радаров. Пауэрсу повезло. Пущенная Вороновым зенитная ракета С-75 не попала в самолет, она взорвалась чуть сзади. Самолет не взорвался, у него оторвало крылья.

Приземлившегося на парашюте Пауэрса подобрал водитель проезжавшего мимо «Москвича», который и отвез американского шпиона в контору совхоза. Там с него сняли необходимый для высотных полетов скафандр. Вскоре подоспели бойцы Воронова и сотрудники местного КГБ, которые увезли Пауэрса в Свердловск[192].

На Красной площади парадные колонны военной техники уже сменились демонстрантами. «День стоял прекрасный, солнечный, – запомнил Хрущев. – Демонстрация проходила с большим подъемом, настроение у всех было очень радостное. Вдруг появился маршал Бирюзов, который тогда командовал противовоздушной обороной страны… Бирюзов на ухо доложил мне, что самолет U-2 сбит, а летчика взяли в плен, сейчас его допрашивают»[193]. Бирюзов выслушал поздравления и с высоко поднятой головой отошел к другим военачальникам на правое крыло трибуны.

Сергей Хрущев вспоминал: «Отец приехал после праздника домой чрезвычайно довольный. Он ощущал себя наконец-то отомстившим давнему обидчику… Он решил поиграть с американцами в прятки, не сообщать поначалу об уничтожении самолета, подождать, что они начнут выдумывать, а уж затем, разоблачив их, отыграться за все годы унижения… Отец рассчитывал: когда он докажет, что U-2 нарушил нашу границу, президенту придется извиниться за своих подчиненных»[194].

Первое желание официального Вашингтона – отмолчаться. Что он и делал. Хрущев продолжил игру. В выступлении перед Верховным Советом он сообщил только о факте нарушения нашей границы и сбитии самолета советскими ПВО. Американцам пришлось вступить в игру, сделав ответный ход. В сообщении Госдепартамента, затем развитом и уточненном НАСА, говорилось, что «один из самолетов типа U-2, предназначенный для научно-исследовательских целей… пропал без вести… когда его пилот сообщил, что он испытывает затруднения с кислородом и находится над озером Ван в районе Турции».

Хрущев готов был продолжать игру, которая явно доставляла ему удовольствие. Однако все испортил замминистра иностранных дел Яков Александрович Малик, который в подпитии на приеме проболтался, что Пауэрс жив и его допрашивают, послу Швеции, который немедленно перезвонил послу США. КГБ это отследило. Продолжать игру больше не имело смысла.

Хрущев взял слово в заключительный день работы Верховного Совета, и по пунктам опроверг американскую версию с «исследовательским самолетом над Турцией». Для убедительности привел выдержки из допроса Пауэрса. «Мы приказали доставить обломки самолета в Москву для публичного обозрения в Парке культуры и отдыха имени Горького, – вспоминал Хрущев. – Народ валом валил, чтобы не только посмотреть, но и пощупать эти обломки… Я решил поехать на выставку: меня тянуло посмотреть… Собралась различная публика, набежали иностранные корреспонденты, да и наши там присутствовали. После осмотра корреспонденты стали задавать мне вопросы. Я вынужден был высказаться напрямую. Беседа с ними доставила мне удовольствие, так как у меня было желание еще раз выразить свое возмущение и заклеймить агрессора»[195].

Теперь уже американцам было невозможно отрицать очевидное. Аллен Даллес рассказывал о моральных терзаниях в Вашингтоне: «Еще более серьезным был вопрос об ответственности правительства. Для исполнительной власти занять позицию, что подчиненные ей лица подготовили и провели, мол, на свой собственный страх и риск такую операцию без санкции сверху было бы равносильно признать безответственность правительства, отсутствие контроля за действиями нижестоящих учреждений, чреватыми крупным ущербом для нашей национальной политики. Согласитесь, правительство попало бы в труднейшее положение. Попытка замолчать все это дело, по моему мнению, не имела никаких шансов на успех и была бы равносильной нашему признанию совершившегося факта»[196].

Президент инстинктивно стремился дистанцироваться от инцидента.