1971

Это Махров, взявший на себя обязанности тамады. Что, в общем-то, и понятно - не унылому же Исайкину витийствовать за столом? Или переводчику?

Журналист наклонился к Страусу, и что-то ему зашептал. Переводил, точно! Значит он хорошо знает русский язык. Старый волк...небось вскормлен на базах ЦРУ шпионская твоя морда! Ну - типичный шпионяка, зуб даю! Впрочем - не даю, я где их видел-то шпионов, чтобы сказать, какие они бывают. В кино? Три - «ха-ха!»

Разговор начался как-то сразу, едва только начали поглощать салаты, но только не о литературе, и в частности о моей книге, а вообще. Или вернее - обо мне. Страус что-то сказал своему переводчику, и тот на чистом русском языке обратился ко мне:

-      Скажите, господин Карпов, вы не бывший военный? Или спортсмен? Занимаетесь ли каким-нибудь видом спорта?

-      Военный я, или нет - не знаю! - ответил я на чистейшем английском языке, который знал довольно-таки неплохо. И в школе учил как следует, и в учебке изучал на предмет допроса потенциального врага. А потом нарочно выучил как следует - хотел слушать книги на английском, а еще - попробовать перевести свои книги. Увы, скоро понял, что как от переводчика от меня толка никакого. Чтобы качественно перевести книгу на какой-то язык, надо быть с детства носителем двух языков - и того, на котором написана книга, и того, на который переводишь. Иначе получится дрянь дряньская, и никто твой опус читать не станет.

Переводчик, Махров и директор издательства вытаращились на меня так, будто из моего живота полез Чужой. На наглийском разговаривает! Да как же так?!

Представляю, что доложит мой куратор...подозрительная я личность!

- О! Да вы неплохо говорите по-английски! - обрадовался Страус - Отлично! Можно разговаривать свободно, без посредников. Итак, вы не могли бы рассказать вашу историю? Кто вы? Откуда? И когда занялись написанием фантастических романов?

-      Как уже рассказывал мой коллега (я кивнул на Махрова, который сидел, и слушал переводчика, негромко переводившего наш со Страусом разговор), я не знаю, кто я такой. Мое имя мне подобрал врач в психиатрической лечебнице, в которую меня и привезли после того, как милиционеры обнаружили меня на дороге совершенно обнаженного и не понимающего, что со мной случилось. Я не помню себя, не помню, откуда я взялся, где жил, кем работал. Что касается спорта - видимо, ранее я занимался атлетическими видами спорта.

-      Это видно! - с удовольствием кивнул Страус, которому беседа явно нравилась - Я тоже занимаюсь спортом, теннисом. Вы хорошо выглядите, и я бы никогда не дал вам больше сорока лет! А то и тридцати пяти! Если убрать седину - точно, тридцать пять, не больше! Если вы покрасите волосы, то вполне сойдете за тридцатилетнего. Так, Пегги?

Он обернулся к женщине, та с легкой улыбкой осмотрела меня с ног до головы (вернее ту часть, что видела из-за стола), облизнула губы розовым язычком и глубоким грудным голосом, неожиданным для стройной и невысокой фигуры, сказала:

-      Даа...в высшей степени брутальный мужчина! И седина ему к лицу. Но если покрасит волосы - будет выглядеть совсем молодым! Настоящий мужчина. Вероятно, ты нравишься женщинам, Майкл?

Мое имя она произнесла на английский манер, но я не протестовал:

-      Дорогая Пегги...это мне нужно спрашивать у тебя - нравлюсь ли я женщинам. Откуда мне знать?

Женщина широко улыбнулась, еще раз осмотрела меня, чуть прищурив глаза, и медленно кивнув, сообщила:

-      Да, нравишься. Вон какие крепкие руки, все в венах, сильные, наверное! Такими руками как сожмешь...женщина и растает!

- Пегги, Пегги! Что ты! При начальнике соблазнять автора?! Как тебе не стыдно?! - Страус нарочито-притворно помотал головой и вдруг расхохотался - Да, Майкл, с первой встречи покорить мою Пегги - это надо уметь! Она даже раскраснелась - вот ведь как ты ее возбудил! Но тсс...я понимаю, ты тут со своими спутниками, и тебе такие разговоры вести не очень уместно.

В английском языке нет обращения «вы», как в русском, потому разговор с первого взгляда кажется очень уж... невежливым, что ли. В моей прежней жизни я терпеть не мог, когда люди младше меня, незнакомые мне, начинали «тыкать» и обращаться со мной неуважительно. Но это не тот случай. В этом отношении у американцев все гораздо проще. И это даже хорошо.

А то, что Страус сразу просек, кто такой мой переводчик - в этом ничего удивительного. Не дурак же он, в самом деле. Тем более, если печатает Солженицына.

-      Скажи, Майкл, а как тебе пришло в голову написать свой роман? Ты долго вынашивал план написания? У тебя был готовый сюжет? Я слышал, ты пишешь - как из пулемета строчишь. Как так у тебя получается? Не поделишься секретом? Или ты писал, а рукописи складывал в стол? Тогда зачем ты их складывал? Не издавал?

Я задумался. А что ответить? Что у меня ящик с рукописями, которые я время от времени достаю и отдаю в издательство? Что еще я могу сказать?