1971 (СИ)

Кабинет, как кабинет. Ни тебе пыточных приспособлений, ни стены, у которой расстреливают политических заключенных. Стандартной обстановки конторский офис, все отличие его от обычных офисов - портрет Дзержинского на стене, рядом с портретом Брежнева. Почему-то я ожидал увидеть еще и портрет Андропова, но этого портрета не было.

-      Карпов Михаил Семенович? - жизнерадостно вопросил мужчина лет сорока в сером костюме фабрики «Большевичка» - Вы точны! Точность - вежливость королей, не правда ли?

-      Ну вряд ли я такой уж король, но никогда не опаздываю. Есть у меня такая привычка - не опаздывать. Вот такой я, какой есть, товарищ...

-      Семеничев Виталий Викторович! - поняв, представился мужчина - присаживайтесь, поговорим.

-      На предмет? - насторожился я.

-      На предмет вашей поездки в США, конечно же! - усмехнулся Семеничев - или у вас есть еще какие-то дела, о которых вы хотели бы поговорить? Не стесняйтесь, рассказывайте, здесь все свои!

Я оглянулся по сторонам, будто бы рассчитывая лицезреть «всех своих», никого не увидел и сосредоточился на Семеничеве:

-      Так и зачем меня вызвали? Что вы хотите от меня услышать?

-      Хотим услышать, как вы собираетесь общаться с представителями иностранного государства. С какой целью собираетесь ехать в один из городов нашего потенциального противника. И еще - насколько вы устойчивы к вражеской пропаганде. По результатам нашего собеседования будет принято решение - выпускать вас в США, или нет. Во-первых, распишитесь в этой бумаге.

Он достал из папки, лежащей на краю стола листок, подвинул его по столу ко мне:

-      Это подписка о неразглашении содержания нашего разговора. Расписывайтесь, и пойдем дальше. Ага, вот тут, на строке. Ну, все, теперь можно и как следует поговорить.

Насчет - «как следует» - мне не очень понравилось, но вряд ли сейчас меня будут лупцевать. Вначале хотя бы расскажут - в чем я негодяй и подлец. Смеюсь, конечно. Но неприятно.

-      Итак, цель вашего визита в США?

-      Виталий Викторович! Ну неужели вы не читали мое дело? Не знаете, что меня вызвали в США для презентации моей книги?! И что еду я в командировку по поручению издательства?! Кстати, не особенно того и желая-то. Не нравится мне в США, не люблю я америкосов.

-      За что? За что не любите? - заинтересовался Семеничев - Что они вам такое сделали?

-      Ну... агрессоры! - лениво бросил я, подавив рвущийся наружу зевок - Во Вьетнам залезли. На нас зубы точат. За что их любить-то?!

-      Действительно - за что? - пробормотал под нос Семеничев, и сунул свой длинный (в буквальном смысле - длинный) нос в папку с моим делом. Да, на папке так и было написано: «Карпов Михаил Семенович»

Вот тут написано, что вы наблюдались в психиатрической клинике, куда попали после потери памяти. Это как понимать?

-      А как можно еще понимать? Память потерял. Очнулся на дороге, голый и босый. Меня и засунули в клинику. Там пронаблюдали, потом выпустили, так как нормальных людей там не держат. Вот и все по большому-то счету!

-      Вот и все, вот и все... - снова пробормотал гэбэшник - Интересный вы человек, Михаил Семенович! Я таких еще не встречал!

-Все люди интересные - парировал я с ноткой сарказма - каждый человек - вселенная. Я бы тоже хотел знать - кто я такой, и откуда взялся. Но увы - не могу. Память не возвращается, а наши доблестные органы найти обо мне сведений не могут. Увы.

Я чуть было не сказал: «ваши» органы. Расслабился! Надо следить за словами - как в кабинете психиатра. Быстро петлю нацепят и поведут в стойло! Это не те места, где можно шутить и хохмить!

Снова смотрит в папку, перебирает листы бумаги:

-      Значит, вам не нравится, как суд поступил с Бродским?

Вот оно. Ну, теперь мне это все может выйти боком, точно! Да будь что будет! Пошли вы все...

-      Не нравится. Глупость полнейшая. Думаю, что сработано абсолютно неверно - зачем давать нашим идеологическим врагам такую хоругвь?! Теперь они понесут его на руках! Еще погодите, дождетесь - они ему Нобелевскую премию дадут! За его стишки! Вернее не за стихи, а за то, что вы его неправильно осудили! И не дай бог, найдется дурак, который выдворит его из СССР! Вот тогда и будет настоящий трындец!

-      Как вы сказали? Трындец? - криво усмехнулся гэбэшник,-А! Понял про что вы. Но это уже не нашего ума дело. Повыше будут люди решать. Не нам чета. Ну, про ваше к Солженицыну отношение я читал, только откуда вы взяли, что он был осведомителем лагерной администрации? Кто вам сказал?

-      Догадался - тоже ухмыльнулся я - больно уж он скользкая личность. Такому только стукачом и работать.

-      Стукачом? - посерьезнел гэбэшник, которого можно было скорее признать за бухгалтера, чем за представителя могущественнейшей организации в стране, а может и в мире. Уж больно он был серым и невыразительным. «Серый мышь» -так бы я его назвал.