1971

Мне вдруг подумалось, что неплохо было бы устроить этой твари инсценировку самоубийства, авось прокатит, но я тут же отбросил эту идею – эксперт-криминалист разоблачит инсценировку на раз, так зачем тогда стараться, тратить время? И я просто связал руки и ноги маньяка заранее приготовленным прочным шнуром. А в рот ему засунул кляп, сделанный из его же носка. Проще говоря, сунул ему в рот носок и затянул кляп изолентой, обмотав ее вокруг головы маньяка, – заранее приготовил и изоленту.

Сливко очнулся скоро – минуты через три после того, как я закончил «упаковку». Открыл глаза, подергался, помычал, потом затих, глядя на меня снизу вверх белыми от ужаса глазами. Я молчал, разглядывая эту мразь, будто надеясь увидеть в лице гада какие-то признаки того, что это похожее на человека существо на самом деле кровожадный монстр. Ничего такого не нашел и в очередной раз признал очевидный факт, банальный и скучный, как и все очевидные факты: «Маньяк обычно выглядит самым что ни на есть добропорядочным человеком».

Когда Сливко, на мой взгляд, полностью пришел в себя, я спросил его, держа в руке шило для прокалывания бумаг… Шило нашел у него же на столе. Очень удобная штучка с толстой деревянной рукоятью. Ею проделывают дырки в картоне, чтобы потом сквозь них протянуть нитки и подшить бумаги. Что такое он там подшивал – не знаю. Может, личные дела своих учеников? Аккуратист, чтоб его разорвало… все по полочкам разложил.

Итак, я спросил:

– Ты меня понимаешь? Если понимаешь, кивни!

Он кивнул, а я продолжил:

– Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты на них станешь отвечать. Если отвечать откажешься или твой ответ мне не понравится – я буду втыкать тебе в тело вот это шило. Куда буду втыкать? Может, в живот, а может, в яйца. Или в колено забью – зависит от того, как ты себя поведешь. Я всегда выполняю свои обещания, учти это. Всегда! И вот еще что: если ты закричишь, позовешь на помощь – я выколю тебе глаз. Какой ты больше любишь? Правый или левый? Правый? Кивни, если так. Не киваешь? Оба любишь? Ну, хорошо. Сейчас я вытаскиваю кляп, и мы будем разговаривать. Согласен?

Кивает. Я сдергиваю изоленту, вытаскиваю носок. Сливко тяжело дышит, сплевывает, потом хрипло спрашивает:

– Ты меня убьешь?

– Убью, – тут же отвечаю я, – но тут ведь вот какая штука… ты можешь умереть без боли, тихо и спокойно. Или же помучиться – тогда я тебя просто на полоски порежу. Веришь?

Он явно не верил. И тогда я снова сунул ему в рот носок и закрепил кляп. А затем подошел и воткнул шило в колено. Воткнул и начал его раскачивать, будто проделывая в коленной чашечке небольшую воронку. Сливко дергался, мычал, но я продолжал и продолжал пытку. А потом пленник затих. Глаза его закатились – он потерял сознание.

На всякий случай я еще три раза ткнул его в ляжку – по самую рукоять вонзил шило. Так, на всякий случай – вдруг симулирует? Начнет вопить – прибегут люди, отобьют гада. Кто мне поверит, когда я скажу, что это один из самых подлых и страшных маньяков Советского Союза?

Очнулся он через пять минут, когда я полил его голову водой из графина. Очнулся, замычал, и тогда я снова его спросил:

– Теперь ты понимаешь, что я не шучу? Больно, да? Будет еще больнее. У тебя еще одно колено осталось, два глаза, ну и много чего еще. Сейчас сниму кляп, и мы продолжим. Или тебе еще раз воткнуть шило?

Замотал головой, замычал – и тогда я вынул кляп.

– Твои пленки, твои снимки – за дверью с надписью «Не влезай – убьет»?

– Да! Не убивай меня! Вызови милицию! Я готов ответить перед законом! Не убивай! Только не убивай!

– И ты заявишь, что только снимал мальчиков, когда делал опыты, да? И выставишь себя сумасшедшим? Посидишь в психушке и выйдешь – так? Ладно, я подумаю над твоим предложением. Где ключи от той двери? Где лежат фотоматериалы?

– В столе, там, за дверь. Большой бумажный сверток. Все там. Ключ от двери у меня в столе, здесь. На связке. Он такой плоский, желтый! Не убивай меня, пожалуйста! Что угодно, только не убивай!

Я заткнул подонку рот, подошел к его столу и в самом деле нашел там связку ключей. Один был плоским, желтым – явно от навесного замка, закрывающего комнату.

Пакет нашелся там, где он и сказал, – в столе. Там же и кинопленки, на которых было видно, как он вешал мальчишек, как потом их реанимировал. Я выбрал несколько фотографий, положил их в карман. Взял и одну из пленок, посмотрев ее на просвет. Хватит и остальных, чтобы понять, чем занимался этот подонок.

Брать с собой эти фото было рискованно, но я все-таки рискнул. Мне нужно показать их Аносову. Пусть посмотрит, пусть не думает, что я его обманул. Он должен их видеть, уверен.