1971

Ну вот, вошли в привычное русло. Давайте, жгите! А я и отвечу…

Минут десять – на все дурацкие вопросы второго. Зачем выезжающему за рубеж знать, кто возглавляет компартию в Америке? Ну что я, брошусь к нему и буду разговаривать о том, как свергнуть капиталистов? Или еще что-то подобное? Глупо. Но отвечаю. Память моя, спасибо тебе. Фонтанирую информацией, меня голыми руками не взять!

Наконец вмешался третий, и понеслась история партии. И это еще десять минут. А потом тот, кто меня порицал за мои книжки, недовольно помотал головой:

– Сомнения у меня. Товарищ идеологически незрелый, и книги его учат совсем не тому, чему должны учить советские книги. Я выскажусь против…

Что, опять?! Да ты задолбал, гражданин нехороший! Щас я тебе выдам очередную порцию идеологически выдержанного бреда! Ты думаешь, один ты умеешь лицемерить и хитрить?! Ишь морду наел, того и гляди треснет! Нравится тебе управлять судьбами людей, ох как нравится! Я же вижу!

Но договорить этому кадру не дали. Тот, что с физиономией старого энкавэдэшника, что-то шепнул на ухо знатоку и ревнителю морали и указал на какую-то бумагу, выуженную из моего дела. И тот тут же осекся.

Ага! Что такое они там выкопали? Уж не предписание ли из Комитета? Раньше надо было выкопать, мурыжили полчаса! Не ценят время людей, ох как не ценят! А ведь его не вернуть! Хе-хе… кто бы говорил…

Троица посовещалась, и «чекист» озвучил решение – невозмутимый, кирпично-холодный:

– Комиссия пришла к выводу, что вам можно доверить представлять нашу страну за рубежом. Надеюсь, мы в вас не ошиблись, товарищ Карпов.

– Не ошиблись! – воздал я этому решению самой что ни на есть ласковой улыбкой, какую мог выдать. – Могу идти?

– Можете, – кивнул «чекист».

Я повернулся к выходу и позади себя услышал шипение:

– Зря все это! Это ошибка! Таких надо поганой метлой гнать…

Я не стал оборачиваться и отвечать. Мне было совершенно наплевать – кого он там собрался гнать и почему. Сиди и развлекайся, дедушка. Радуйся, что на старости лет тебе дали возможность еще немного порулить судьбами людей. Мне лично твое мнение не интересно.

Перед спортзалом зашел домой – времени вполне хватало. Повалялся часок, отходя от посещения райкома, – что бы я ни говорил сам себе: мол, мне наплевать, – но все-таки я пережил стресс. И это при том, что человек я опытный, видавший виды, – представляю, насколько сильно переживают простые люди, боящиеся власти как огня! Хорошо, если сердце не откажет!

Кстати, когда выходил, кто-то из сидящих на стульях в очереди попытался на меня наехать. Ну так, слегка, типа прочитать мораль хотел. Но когда я к нему повернулся, сразу затих и отвел глаза. Неужели у меня рожа такая уж неприятная, что наводит страх на добропорядочных обывателей? Да вроде вполне себе симпатичный мужик, никакого зверства в лице не видать! Ну да, я всегда готов дать отпор – жестко и бескомпромиссно, и, видимо, люди это чувствуют и не лезут под горячую руку. И слава богу. Вообще-то, я терпеть не могу драк и скандалов. Всегда лучше договариваться, чем воевать.

В спортзале в нос шибанул знакомый запах мужского пота, запах кожаного ковра и хлорки, которой моют полы. С юности, можно сказать, с детства знакомый запах! Будоражащий кровь запах!

На скамейках люди переговариваются, улыбаются или сидят расслабленные, отдыхая и набираясь сил. Кто-то в сторонке разминается, кто-то просто лежит возле стены, подложив под голову борцовскую куртку, – все ждут начала… чего? Соревнования? Да вроде ожидается не соревнование, так, дружеская встреча. Хотя… если кто-то соревнуется, как это еще назвать?

Я прошел в раздевалку, уложил вещи в свой персональный шкафчик, снабженный навесным замком (коммунизма у нас не наблюдается, а вещи у меня не дешевые. Не нужно провоцировать людей своим богатством. Одни мои часы чего стоят…). Переодевшись в кимоно, прошел в зал и сел на скамейку в углу. Выпячивать себя мне не хотелось, но понаблюдать за поединками было интересно.

Договорились биться в полный контакт, но в специальных перчатках, таких, какие в мое время применяют бойцы ММА (сами нашили). Кстати, я подсказал. Мол, и хватать хорошо, пальцы свободны, и бить не так опасно – и не только для того, для кого бьют. Повредить руку ударом о зубы – раз плюнуть! И получить заражение крови – мало ли чего там на зубах накопилось…

Я сам выступать не собирался, пришел посмотреть на моих учеников. Хм… да, именно моих – теперь они для меня стали «моими». Совершенно незаметно, сам не понял, как это получилось. Я кто-то вроде тренера на общественных началах.

Наконец вышли наш тренер, Самойлов, и тренер гуиновцев – похожий на Самойлова так, будто они были родными братьями. Оба крепенькие, не очень высокие, налитые силой, жесткие, будто их отлили из чугуна. Самойлов заговорил: