1972. ГКЧП

Закончив, вытер тело большим вафельным полотенцем, и стал одевать подругу в ту одежду, что принес комендант. А принес он камуфляж – ее камуфляж. Для нее сшитый. И то, что это камуфляж – было правильно. Она умерла как солдат, в бою! Так что военная форма для нее – это правильно.

В пакете, оказывается, была и еще смена одежды – для меня. Умный комендант. Хотя большого ума тут и не требуется – стоило только посмотреть на то, во что я одет. Рубашка в клочья, штаны разодраны и в пыли, только туфли сохранили форму и не порвались – лишь перепачкались в крови и штукатурке.

Разделся, сняв мокрые лохмотья одежды (я прямо в одежде мыл тело Ольги), вымылся, вытерся вторым вафельным полотенцем, оделся. Ботинки просто протер клочками рубашки – сойдет, удобные мягкие полуботинки, в берцах еще успею набегаться, пока буду в этих ходить.

Олю обувать не стал – только надел носки. Потом поднял ее на руки как ребенка, и пошел наружу. Никому не доверю, сам отнесу – решил для себя. И отнес.

Мы шли подземными переходами и оказались в подвале дома минут через пятнадцать. Здесь всегда царит холод, так что Оля без проблем полежит до своего успокоения. Не хочу я ее здесь хоронить! И вообще я должен обдумать – где ее хоронить. А сейчас думать не могу. Об этом думать не могу. Вначале – война, потом все остальное.

Положили на носилки за стеллажами с вином. Накрыли плотным брезентом. Все. Вернусь сюда, когда все закончится. Когда эта мерзость закончится. А если меня убьют и не смогу вернуться…попрошу мою группу, вернее – группу Аносова. Они похоронят нас вместе.

Черт! Да что у меня за мысли такие упаднические?! Я должен выжить во что бы то ни стало! Выжить, наказать тех, кто виноват, и дальше идти, вперед! Хватит упадничества! Сцепить зубы и выполнять то, что должен!

* * *

Поднявшись наверх, я обнаружил в столовой всю честнУю компанию – за столом сидели президент Никсон, его жена, Шелепин и Семичастный. На столе – парила фарфоровая чашка с красным борщом, на тарелках бутерброды (в том числе и с икрой), и несколько бутылок вина разной конфигурации. Никсон с видимым удовольствием хлебал из фарфоровой же тарелки остро пахнущую перцем красную жидкость, Патриция вяло ковырялась в чашке, возле нее стоял бокал с белым вином на донышке. Похоже, что хорошенько приложилась. Оно и понятно – стресс.

Ухаживали за всеми две женщины средних лет в белоснежных передниках и чепчиках вроде русских кокошников. Идиллия, мать их за ногу! Я там свою мертвую невесту таскаю, а они вместо того, чтобы заниматься разруливанием ситуации – сидят и жрут! Ууу…твари! Так бы и врезал гадам!

– Михаил, вот только не надо делать такую зверскую рожу – невозмутимо заметил Семичастный – нужные указания мы уже отдали, процесс запущен. Все будет в порядке.

Я посмотрел ему в глаза, потом оглянулся на Никсонов, прислушивающихся к нашему разговору, и не стал ничего отвечать. Только перевел:

– Он говорит, что все будет в порядке, процесс подавления бунта запущен. Беспокоиться нечего.

– Слава богу! – вздохнула Пэт, и тут же добавила, поморгав ресницами – Майкл…мне очень, очень жаль! (она всхлипнула) Мне так ее жаль! Мы с ней за это время так подружились! Я хотела пригласить ее к себе в Белый Дом, когда вернемся домой! С ней так легко общаться! Было…

– Мы с ней хотели вскорости пожениться – не думая, опустошенно бросил я, и Пэт снова охнула:

– Ох! Какая трагедия! О господи! Ну вот за что ей такое?! Такая красивая, такая молодая!

– Мне жаль, Майкл! Мои соболезнования! – мягко добавил Ричард – Я знаю, что тебя это не утешит, но она будет награждена за спасение жизни Президента США. И ее сыну будет назначено пособие от правительства США! Он ни в чем не будет нуждаться.

– Он и так ни в чем не будет нуждаться – вздохнул я, откидываясь на спинку стула – Я ведь миллиардер, и я его не брошу. Но все равно спасибо. Он спасла всех нас. Этот негодяй перестрелял бы нас всех, как фазанов, если бы не она.

– Обязательно ее награжу! – снова, с чувством повторил Никсон – сыну будет приятно.

– И льготы – заметила практичная Пэт – Сыну женщины, награжденной высшей наградой Президента положены льготы.

– Спасибо – кивнул я, и посмотрев на якобы не обращавших внимания на наш разговор двух мужчин, перевел содержание беседы. Шелепин и Семичастный закивали, и Генеральный ответил:

– Героя Советского Союза ей! Непременно! Как только все устаканится.

– Как только устаканится – мрачно повторил Семичастный, и глянул на меня – Ты голодный? Нам надо кое-что обсудить. Оставим товарища Шелепина и гостей, пойдем в твой кабинет, поговорим.

– Пойдемте – так же мрачно ответил я – Поговорим!

Больше всего мне хотелось съездить ему по роже. Вот прямо здесь! Если Шелепин еще имел право ошибиться, упустить заговор из виду – у него столько дел, столько политики, что ни на какие заговоры его не хватит – то уж Семичастный обязан был все предусмотреть! Держать руку на пульсе! А теперь по его вине все рухнуло!

Мы прошли в мой кабинет – я впереди, Шелепин за мной. Я открыл дверь, дождался, когда он войдет, и…