1972. СОЮЗ нерушимый

Платов попрощался и скрылся за дверью. Я расслабился и закрыл глаза. Чувствовал себя не очень хорошо, что и немудрено – если тебе вскрывают половину черепа, да еще и с помощью быстролетящего объекта…в общем, голова моя, замотанная бинтом как чалмой, чувствовала себя не очень-то хорошо.

Но было и радостное известие – кость нарастает. Знал я одного человека, который попал в аварию и разбил себе голову. Череп весь не собрали – вставили ему пластмассовую пластинку, и гуляй, Вася. Вот так хорошенько ткнуть пальцем в это самое место – и все, кранты. Интересно, мне они не стали вставлять пластину? Надеюсь, что – нет. А еще надеюсь, что встану на ноги до посещения Никсоном СССР.

Дверь распахнулась, и в палату вошла…Ольга. В руках она держала поднос, на котором стояли тарелки разного калибра, и в воздухе сразу же вкусно запахло. Очень вкусно – учитывая то обстоятельство, что мой организм трое суток не получал питания. Сейчас я небось похож на скелет, обтянутый кожей. Метаболизм-то у меня еще тот! Скоростной! Да и на залечивание ран ушли и силы, и ресурсы. То бишь химические элементы, например – кальций для построения черепа. А если кальций тратится на изготовление нового черепа – откуда-то ведь он берется, и очень боюсь, что из моих костей… Вот только представить – я такой тощий, тонконогий, как паучок. Иду на подгибающихся ногах…брр…

– Давай скорее, я ужасно проголодался! – этими словами я встретил мою секретаршу и одновременно любовницу. Она фыркнула, закашлялась, поставила поднос на стул и усевшись нам кровать рядом со мной с улыбкой ответила:

– Слава богу, жить будешь. А мы тут все на ушах стоим – Карпова подстрелили! Я им говорю – его невозможно убить, он еще всех переживет!

Я со скрипом сел, глядя на поднос, на котором стояла тарелка с красным, одуряющее пахнущим борщом, тарелка с картошкой пюре, политой розовой подливкой, а к пюре прилагалась здоровенная котлета – настоящая такая котлета, чуть не в две ладони длиной и шириной! И чай – в серебряных подстаканниках, как в поезде – два стакана сразу, с зеленым чаем и лимоном. Знает, как я люблю! И где только взяла…в ресторан что ли бегала?

Рука сама потянулась за ложкой, и через несколько секунд я уже захлебываясь, роняя на пижаму жирные капли, поглощал вкуснейшее, особенно если не ел три дня – варево. Пока не умял все, что было на подносе, не сказал ни слова. А когда закончил и отвалился на подушку – прикрыв глаза удовлетворенно выдохнул:

– И сказал он, что это хорошо…и лучше быть не может!

– Может! – хихикнула Ольга – Вот поправишься, и я тебе докажу!

– Пирогов напечешь, что ли? – покосился я на нее туманным от влаги взглядом (аж слезы потекли и вспотел – так жадно ел).

– Ага…пирогов! – хохотнула Ольга – Все будет! Главное – встань побыстрее.

– А где Аносов? Почему его нет?

– Он просил тебе передать, что его срочно отозвали – сам знаешь кто. И сказал еще, что приказано отстранить тебя от любых силовых акций. В том числе и от тренировок.

Ну, ясное дело…перепугались мои кураторы. Теперь пошла перестраховка. Но вот нафига, спрашивается?! Ну ладно там насчет силовых акций – какие мне сейчас силовые акции? Если только по убийству тараканов…а вот насчет тренировок личного состава – тут-то на кой черт отстранили? Ну да, голова разбита, так я и не собирался устраивать спарринги! До тех пор, пока не восстановлюсь окончательно…

Кстати… я так и не понял, что это было. Зачем Провидение дало мне такой крепкий пинок. Что я сделал не так? Видимо – что-то все-таки сделал «не по-фэншую». Мне продемонстрировано, как легко я могу отлететь в мир иной, а теперь…теперь меня нужно быстро восстановить, ведь ждут великие дела! Скоро Никсон приедет, и что, я буду перед ним стоять вот таким, с чалмой на голове?

Стоять с чалмой мне не пришлось. Кость закрыла рану буквально за неделю, да так, что теперь это место стало прочнее, чем было прежде. Впрочем, это-то как раз и не очень странно – когда срастается сломанная кость, на месте перелома после срастания всегда остается утолщение, в этом месте кость сломать уже гораздо труднее.

В госпитале меня побрили – и лицо, и череп, но когда выписывался, уже немного оброс. Короткая бородка, на голове – ежик. И никаких следов тяжелого ранения – кроме одной, непонятной мне детали: седые, практически белые волосы по месту ранения. Эдакая белая полоса, пересекающая голову как млечный путь. Страшного-то в этом совсем ничего, но вот демаскирует меня эта полоса – просто как табличка на груди: «Я – Карпов!» Кто увидит – больше не забудет. Кепку начать носить, что ли? Или бейсболку? Эта белая полоса видимо что-то вроде напоминания о моей бренности. Типа – чтобы не забывался.

Я почему-то думал, что из госпиталя меня отвезут сразу к Семичастному, или Шелепину – на разговор. Но меня повезли домой. Не на Дачу, а именно домой, в мою квартиру на Котельнической набережной.