– Она потом делает буйная, и я боюсь сексуального насилия. Так что не даю ей лишнего пить!
Ольга фыркнула, укоризненно мотая головой, а Раневская и Богословский закатились смехом. Ну понятное дело, еще те охальники. Уланова же продолжала тихо улыбаться.
Богословский налил, мы все выпили – Раневская пила крепко, как мужик, даже не морщилась. Театр! Привычка! Там часто пьют, я это знаю. Особенно – те, кто прошел страшные, тяжелые годы – довоенные, войну, послевоенную разруху.
Закусили, в молчании поели. Я с аппетитом съел пару бутеров с колбасой (настоящей, а не той, что называли сервелатом в 2018 году!), пару бутеров с икрой, запил газировкой, и теперь чувствовал себя вполне недурно. Выпитое на меня почти не подействовало, как говорится – ни в одном глазу – но слегка расслабило. В животе тепло, в голове легкость – приятно сидеть в хорошей компании! Эх, жалко фотика нет! Или смартфона! Сейчас бы взять со всей компанией, да сфотографироваться!
– И все-таки, Миша…ты так и не сказал мне – когда я умру? Сколько мне еще осталось?
– Да! И мне! Предскажи что-нибудь мне! – закричал Богословский, откидываясь на спинку стула и сцепляя пальцы рук у себя на животе – Давай, чего ты жмешься?!
– А вы, Галина Сергеевна, не хотите знать свое будущее? – внезапно спросил я, глядя в грустное лицо балерины.
– Мое будущее? – лицо балерины озарила слабая улыбка – Мое будущее…знаю я свое будущее. Умру в одиночестве, как и живу. Я отдала себя балету, а теперь балета нет. И я доживаю, а не живу. Без танца – это не жизнь!
– Вы проживете еще долго. И за свою жизнь воспитаете много замечательных танцоров! Которые станут мировыми знаменитостями. Родина вас не забудет, она вас оценит. Вы будете награждены высшими орденами страны! Всеми возможными званиями! И станете самой титулованной балериной в истории советского балета. Да, вы будете одна – если не считать ваших собак. Но скоро вы встретите друга. И вы поймете, что этот друг– ваше все. Но переживете его на четыре года. Вас будут помнить! Ваша квартира станет музеем, и станет наполняться цветами в каждый ваш день рождения. Вы – женщина мирового значения, и вас никогда не забудут! Величайшая балерина вселенной!
Молчание. Все замерли. И тихий-тихий голос Улановой:
– Спасибо, Миша…
Балерина аккуратно промокнула глаза кружевным платочком и через силу улыбнулась:
– Спасибо!
– А я?! А мне?! – встрепенулся Богословский – Ну-ка, давай, вещай мне! Кстати, а почему без доски для вызова духов и барабанного боя?! Плохой ты шаман!
Я аж чуть не вздрогнул! Вот про шамана – не надо!
– Ты проживешь долго. У тебя будет успешная, без проблем и разочарований жизнь. В конце жизни ты встретишь ту, что останется с тобой до самого конца. Умрешь ты в любви, радости и покое. В достатке и уважении. У тебя еще будут награды. Ты будешь и в Союзе композиторов, и на телевидении, да где только тебя не будет! Ты будешь хулиганить, шутить, разыгрывать, менять жен и любовниц, пока наконец не успокоишься с одной, единственной. Все у тебя будет хорошо.
– Так выпьем за это! – провозгласил Богословский, набулькал в бокал и обошел всех с бутылкой виски – Ну, вздрогнули!
Он выпил, все остальные чуть отпили, или просто пригубили – как Уланова. И тут…да, Раневская. Не хотелось мне рассказывать ей…
– Миша, а мне?
Она была похожа на большого обиженного ребенка. Глаза влажные, беззащитные…за ее резкой, можно сказать грубой натурой скрывалась ранимая, нежная душа. И что ей сказать? А может взять, да и приврать? И пусть радуется бабулька!
– Миша…только не ври мне, ладно? Я и так знаю, что жизнь моя полное гавно. И что если я буду писать о моей жизни, то только в жалобной книге: жизнь – мерзкая сука! Так что не надо врать, просто скажи, если можешь…
– Вам вручат орден Ленина, через несколько лет – начал я задумчиво, не глядя на Раневскую – скоро вы отсюда уедете, через пару лет. Переедете в другой дом, поближе к любимому театру. Этот дом вы не любите, он вам чужд. Вы будете одна, кроме…собаки. Этой собаки у вас еще нет, но когда вы его увидите – поймете, что это ОН. Вы назовете его Мальчиком, и будете любить со всей страстью вашей души. И будете бояться, что после вашей смерти его снова выкинут на улицу. Не бойтесь. Не выкинут. Он переживет вас на шесть лет, и будет жить в довольстве, и покое, всегда помня о вас и тоскуя. А когда умрет, скульптор отольет его фигурку и закрепит ее на вашем надгробии. И вы навсегда будете вместе. Похоронят вас вместе с вашей сестрой, как вы и хотели. И будут помнить всегда! Ваши высказывания, ваша мудрость разлетится по всей стране, и все будут щеголять вашими словечками и фразами, даже теми, которые вы никогда не говорили. Вы – легендарная личность, и останетесь в памяти людей навсегда.
Я замолчал, и обвел взглядом застывших гостей. Не знаю, о чем они думали, но лица у них были грустные.