1972. Возвращение

Главное – есть спецэффекты, все зрелищно и забавно. А если и глупо, как в "Трансформерах", так кого это волнует? Давно ли зрителя стала волновать глупость сюжета? Но Бондарчук умудрился сделать так, чтобы сюжет был потрясающе глупым!

Помню, что реклама этого фильмы звучала ото всюду – из всех передающих аппаратов. Чуть ли не из унитазов. И все равно фильм не оправдал надежд.

Хотя…кто сказал, что не оправдал? Если он заронил в головы людей мысль о том, что наши военные тупые ослы, которые только и умеют, что набрасываться на беззащитные мирные летательные аппараты – может в этом и была цель фильма?

Гадай, не гадай, а в чужую голову не влезешь. И остается только лишь перебирать режиссеров и надеяться, что они сумеют справиться с таким эпическим полотном, как состоящий из нескольких частей фильм о Звереныше.

«Москва-Кассиопея» – кто снял? Вроде бы неплохой режиссер. Но насколько он неплохой? Сможет ли? С драконами? Со спецэффектами? С единоборствами? Роман-то вообще очень жесткий, если даже не жестокий…сумеет ли советский режиссер снять ТАКОЕ? Сомнения у меня, ох, сомнения! Ладно, потом разберемся.

Вдруг послышались звуки – кто-то играл на пианино. Я хмыкнул, встал, и пошел смотреть. Ну да – Ольга!

– А ты чего мне не говорила, что умеешь играть на пианино?

– А ты разве спрашивал? – пожала плечами Ольга, наяривая «Песню нам пропой веселый ветер», и тут же переходя на…ну да, та самая «You Never cen tell»! – я же из еврейской семьи! Не скрипка, так пианино! Как полагается!

– Как полагается – задумался я, и усмехнулся – Я сейчас тебе слова одной песни напишу, и попробую изобразить мелодию. А ты на пианино! И если сумеешь – запиши ноты. Кстати, завтра придет в гости Махров, он обещал мне купить гитару, вот ты и сыграешь. И споешь. Голос у тебя хороший, так что должно получиться неплохо. Ошеломим народ крутыми песнями?

– Ошеломим… – слегка растерянно ответила Ольга, и помотала головой – Ну ты, Миша, даешь…вот точно – разносторонняя личность! Ты еще и песни пишешь?!

В ответ я только загадочно улыбнулся, испытывая легкий стыд от того, что ворую песни у будущих авторов. Пусть и не мой мир, но…все равно – украл ведь! В прокат я их пускать не собираюсь, это просто для себя, но…ладно, чего уж там. Воровать – так воровать! Мелодии я прекрасно помню, слух у меня есть, изображу просто на-раз. И будь что будет.

– Пойдем! – я потащил Ольгу за руку в кабинет, где на столе стояла электрическая машинка немецкого производства – Садись. Печатай!

И я начал диктовать. Глаза Ольги были круглыми от удивления, и посматривала она на меня как на волшебника. А я…я диктовал и диктовал. Эх, жалко сейчас нет гитары! Можно было бы сразу и попробовать сыграть!

В конце я начал диктовать текст песни Чака Берри – вначале на английском, потом сообразил, что клавиатура-то русская, Ольга сидит, и не понимает, что ей делать. И тогда приказал ей записывать слова русскими буквами, так, чтобы при произношении было похоже так, как если бы пел некто, гнусаво и плохо выговаривающий слова. Типичный американец из провинции.

Следующий этап – записать музыку. И на это ушло битых два часа. Я напевал мелодию, Ольга писала нотными знаками – благо, что специальная бумага для нот, или как она правильно называется «нотный стан» – здесь была, стопкой уложена на пианино. То ли специально оставили – раз есть пианино, должны ведь быть ноты? То ли осталось от прежнего жильца, но…наверное этого я никогда не узнаю. Впрочем – и не хочу знать. Так мне спокойнее.

Ольга великолепно управлялась со всеми этими корючками, и даже рассказывала мне, что и почему ставит на строку. А я пытался изобразить мелодию. Хорошо, что самую первую из записанных песню я слышал в исполнении девушки, играющей на гитаре, иначе бы наверное ничего не вышло. А может и вышло, но играть было бы все равно сложнее.

И вот когда мы уже подобрались к Чаку Берри, в дверь позвонили. Я махнул Ольге, чтобы она убрала исписанные нотные листы – это должен быть Богословский, и никто иной. И точно, когда открыл дверь, Богословский бросился ко мне и сунул в руки завернутый в бумагу предмет:

– Держи! Это тебе, на новоселье – я ведь должен! А! И привет. Ну что, снимай бумагу, смотри!

Я разорвал бумагу, и…чуть не ахнул! Гитарный чехол!

– Смотри! Лучшее, что сумел достать! Чешская «Кремона»! Шестиструнка!

Богословский смотрел на меня с таким победным видом, что мне стало даже немного смешно. Хотя я и знал, что «Кремону» в городе хрен достанешь, что стоит она семьдесят рублей, но попробуй ее найди! Максимум, что можно купить без переплаты и без блата – это ленинградскую гитару, то есть сделанную на Ленинградском завод музыкальных инструментов.

– Класс! Как же ты ее достал?! – нарочито удивился я – Ее же достать практически невозможно!

– Украл из театра! – хитро прищурился Богословский – Пришлось ударить сторожа подсвечником! Гад, проснулся не вовремя!