– Нет. Тут постарались ребята Питера Хантера.
– И ты считаешь, что я должен нанести ему визит?
– Он должен быть в курсе всего этого, – говорю я, снова показывая на журналы.
– У тебя есть их домашние адреса?
– Радкина и Холла?
Он кивает. Я пишу их на клочке бумаги.
– Ты должен побеседовать с Джобсоном, – говорит мне Пиггот.
– Нет, – отвечаю я.
– Но почему? Ты же сказал, что тебе нужны друзья.
– Дай мне сначала поговорить с Луизой.
– Да, – неожиданно говорит Джек Уайтхед. – Тебе надо быть с женой. В семье.
– А ты женат? – спрашиваю я его.
– Был женат, – говорит он. – Давным-давно.
Я стою в фойе, под мигающей флюоресцентной лампой, и умираю:
– Луиза?
– Нет, извини, это Тина. Боб, ты, что ли?
– Да.
– Она в больнице, дорогой. Старик совсем плох.
Я жду в фойе, под мигающей флюоресцентной лампой, все кончено.
– Боб? Боб?
В фойе, под мигающей флюоресцентной лампой, я вишу на проводе.
Звонок в студию:
Джон Шарк:
Слушатель:
Джон Шарк:
Слушатель:
Глава девятнадцатая
Я сидел на стоянке «Редбека» между двумя грузовиками компании «Бердс Ай». У меня кружилась голова от той комнаты, тех воспоминаний и нынешних вопросов:
Встретиться с Радкиным и Холлом или следить за Фрейзером.
Орел или решка:
Орел.
Я достал записку Фрейзера:
Радкин жил ближе, Эрик Холл – дальше.
Радкин – грязный, Холл – еще грязнее.
Или: Холл – грязный, Радкин – еще грязнее.
Орел или решка.
Глядя на те стены сквозь стены.
Та комната, те воспоминания.
Надписи на рыдающих стенах.
Из зеркала на меня смотрела Кэрол, сидящая на заднем сиденье – белая плоть в кровоподтеках, красные волосы и переломанные кости, фотографии со стены, фотографии со стен моего детства, фотографии из моей памяти.
Я сидел в машине, полной мертвых женщин, полной Потрошителей, и подкидывал двухпенсовую монету.
Орел или решка:
Орел.
Даркар похож на Оссетт, похож на Сандал:
часть белого Йоркшира —
Длинные подъездные аллеи и высокие стены.
Я проехал мимо дома Радкина, увидел две машины перед входом, припарковался на Даркар-лейн и стал ждать.
Была среда, 15 июня 1977 года, 9:30 утра.
Я думал о том, что я скажу, если пройду по этой аллее и позвоню в эту дверь.
– Извините, господин Радкин, но мне кажется, что вы – Йоркширский Потрошитель. Не желаете ли сказать пару слов для прессы?
И как только я это подумал, к дому подъехала еще одна машина.
Спустя пять минут Радкин отъехал от дома в своем «Датсуне-260» бронзового цвета и вырулил на Даркар-лейн. Рядом с ним сидел какой-то мужчина.
Я сел им на хвост: они двигались в направлении Уэйкфилда, надолго застревая перед светофорами, по Дюйсберри-роуд, мимо Шоукросс, мимо свалки, мимо Хэнгинг-Хитона, через центр Бэтли. В конце концов они припарковались у газетного магазинчика «РД-Ньюс» на Брэдфорд-роуд, на окраине Бэтли.
Бэтли похож на Брэдфорд, похож на Дели:
часть черного Йоркшира —
Низкие стены и высокие минареты.
Я проехал мимо газетного магазинчика, припарковался у китайского кафе, торгующего едой на вынос, и стал ждать.
Радкин и его спутник сидели в машине.
Было 10:30 утра, солнце вышло из-за облаков.
Спустя пять минут за «датсуном» Радкина припарковалась бордовая «БМВ-2002». Из машины вышли двое мужчин – один черный, другой белый.
Я обернулся, чтобы как следует убедиться:
Роберт Крейвен.
Инспектор Роберт Крейвен —
Крейвен и его черный приятель подошли к машине Радкина – Радкин и его жирный спутник вышли из нее.
Наверное, это – Майк Эллис.
Все четверо вошли в магазинчик.
Я закрыл глаза и снова увидел кровавые реки, раскрывающиеся зонты, кровавый дождь, кровавые лужи, кровавый ливень.
Я открыл глаза – по голубому небу неслись облака, пролетая над холмами за лавками и кафе.
Я вышел из машины и пошел к телефонной будке, стоявшей на другой стороне улицы.
Я позвонил ей домой.
Она сняла трубку:
– Алло?
– Это я.
– Что случилось?
– Я хочу знать. О фотографиях. Мне нужно знать.
– Это было давно.
– Это важно.
– Что именно?
– Всё. Кто фотографировал? Кто организовывал съемки? Всё.
– Это не телефонный разговор.
– Почему?