1978, Предварительный заезд

- Но какой смысл цепляться к Фаррингфорду? Он не дипломат… - Я остановился, немного подумал и неторопливо продолжил:

- Вы хотите сказать, что под угрозой обнародования скандала, который мог бы шокировать британскую общественность, ваш товарищ потребует от британского правительства каких-то компенсаций?

- Повторите, пожалуйста, - попросил Шулицкий.

Я повторил, на этот раз гораздо прямее.

- Ваш товарищ ловит Фаррингфорда на каких-то грязных делишках, а потом обращается к британскому правительству и говорит: «Дайте то, что я требую, или скандал станет известен всему миру».

- Товарищи моего товарища, - поправил меня Юрий.

- Да, - согласился я, - те еще товарищи.

- Фаррингфорд богат, - заявил Юрий, - а к богатым наши товарищи испытывают… - Он не нашел слова, но я, был уверен, что речь шла о презрении.

- Ко всем богатым? - решил уточнить я.

- Конечно. Богатые - плохие люди. Бедные люди - хорошие.

Он сказал это с искренней убежденностью, без всякого цинизма. Наверняка, подумал я, это одно из самых главных убеждений человечества. Верблюд через игольное ушко, и тому подобное. Богатые никогда не войдут в царствие небесное, и поделом им. Это убеждение не оставляло Рэндоллу Дрю абсолютно никакой надежды на вечное счастье, так как он владел изрядной долей земных богатств… Я решительно отогнал посторонние мысли и подумал, достаточно ли будет просто предупредить Джонни Фаррингфорда. А, может быть, самым мудрым решением будет остаться дома?

- Юрий, - сказал, я, - как вы посмотрите на другую сделку?

- Объясните.

- Если мне удастся здесь разузнать что-нибудь еще, то я обменяю это на обещание, что ваш товарищ не станет охотиться на Фаррингфорда во время Олимпийских игр.

Он пронзил меня взглядом.

- Вы просите о невозможном.

- Письменное обещание, - добавил я.

- Нет, это невозможно. Мой товарищ… совершенно невозможно.

- Да… Ну, что ж, это было только предложение. - Я немного подумал. - А смогу ли я обменять то, что узнаю, на информацию об Алеше?

Юрий изучал скатерть, а я изучал Юрия.

- Я ничем не могу вам помочь, - наконец сказал он.

Он тщательно погасил сигарету, поднял голову и встретился со мной взглядом. Я был уверен, что за этим тяжелым пристальным взглядом кроются напряженные размышления, но понятия не имел о чем.

- Я отвезу вас к «Интуристу», - сказал Шулицкий.

На самом деле он высадил меня за углом, около «Националя», на том самом месте, где мы встретились. При этом молчаливо подразумевалось, что совершенно ни к чему привлекать внимание неизбежных наблюдателей.

Уже темнело. Наш ленч затянулся - прежде всего из-за того, что в соседнем зале происходила свадьба. Невеста была облачена в длинное белое платье и крохотную белую вуаль - ее называли фатой.

- Они венчались в церкви? - поинтересовался я.

- Конечно, нет, - ответил Юрий. Оказалось, что церковные обряды в России не разрешались.

Ледяная крупа, сыпавшаяся с неба утром, сменилась крупными снежными хлопьями; правда, снегопад нисколько не был похож на снежную бурю. Ветер стих, но и температура заметно понизилась. Мороз угрожающе кусал лицо. В толпе торопливых пешеходов я прошел короткий отрезок пути, отделявший одну гостиницу от другой. Слава Богу, поблизости не оказалось никаких черных автомобилей с людьми, желавшими насильно увезти меня прочь.

Я вошел в гостиницу одновременно с туристической группой, в которую входили Уилкинсоны. Они только что вернулись из автобусной экскурсии в Загорск.

- Это было очень интересно, - сказала миссис Уилкинсон, храбро протискиваясь через переполненный вестибюль. - Я плохо слышала гида, но мне показалось, что не следует водить туристов в церкви, когда там находятся молящиеся. Вы знаете, что в русских церквях нет никаких сидений? Там все время стоят. Ноги ужасно разболелись. За городом очень много снега. А папочка проспал почти всю дорогу, так ведь, папочка?

Папочка мрачно кивнул.

Миссис Уилкинсон, как и почти все прибывшие экскурсанты, несла в руке белый пластиковый пакет, украшенный зелеными и оранжевыми разводами.

- Там был магазин для туристов. Представляете, торгуют на иностранную валюту. Я купила там такую симпатичную матрешку.

- Что такое матрешка? - спросил я. Мы стояли около стойки портье в ожидании ключей от номеров.

- Это кукла, - сказала пожилая леди. Она выудила из пакета сверток и сорвала бумагу. - Вот такая.

На свет явилась почти точная копия ярко раскрашенной деревянной толстухи, лежавшей в авоське, которую я держал в левой руке.

- Я думаю, что матрешка символизирует материнство, - сказала миссис Уилкинсон. - В одну куколку вложена другая, в другую - третья и так далее, а в середине самая крошечная. В этой матрешке их девять. Я отвезу ее внукам.

Миссис Уилкинсон сияла от радости, озаряя своим сиянием и меня. Ну почему весь мир не может быть таким здоровым и безопасным, как Уилкинсоны?