1982, Банкир

За двадцать пять лет мать, как оказалось, выбросила на ветер чуть не полмиллиона фунтов; все пошло на лошадей: фаворитов и аутсайдеров. Это должно было внушить мне отвращение к скачкам, но странным образом не внушило.

Я помнил, как были счастливы они с отцом, принося друг другу радость; и кто скажет, что это не стоит растраченных денег?

- Хорошие новости? - спросил Алек, присматриваясь к моему лицу, без сомнения, отражавшему двойственные чувства. - Гордону стало лучше.

- Хм. Так и должно быть, - рассудительно протянул Алек. - Три недели на грипп… - Он ухмыльнулся. - Долгонько что-то.

Я уклончиво хмыкнул.

- Вот обрадуются все, когда он вернется, правда?

Я бросил взгляд на его довольную, насмешливую физиономию и увидел, что он понимал не хуже меня: когда Гордон вернется и вновь вступит во владение королевством, я совсем не обрадуюсь. Взявшись за работу Гордона и отфыркавшись после первого захватившего дух нырка, я обнаружил, что мне будто впрыснули здоровую дозу бодрости и силы; обнаружил, что бегаю вверх по лестнице через две ступеньки, и распеваю в ванной, и вообще выказываю все симптомы влюбленности; и, как многие влюбленные, боюсь, что все погубит возвращение мужа. Я подумал, сколько же мне придется выжидать второго подобного шанса и окажусь ли я в следующий раз на высоте.

- Не думай, будто я не замечаю, - сказал Алек, и его ярко-синие глаза засияли за стеклами в золотой оправе.

- Что замечаешь? - спросил Руперт, поднимая голову от бумаг, на которые он тупо уставился полтора часа назад.

Смерть и похороны его милой жены остались позади, но бедный Руперт все еще тускло смотрел в пространство и обыкновенно слишком поздно улавливал суть разговора. Он вышел на работу два дня назад и за эти два дня не написал ни единого письма, ни разу не позвонил по телефону, не принял ни одного решения. Из сострадания нужно было дать ему время, и мы с Алеком продолжали исподтишка делать всю работу за него, чего он не осознавал.

- Ничего, - сказал я.

Руперт отрешенно кивнул и вновь опустил взгляд. Безутешное горе превратило его в робота. Я, наверное, никого не любил так мучительно. И, наверное, надеялся никогда не полюбить.

Джон, также недавно возвратившийся, но из отпуска, еще пылал огненным загаром и с трудом приспосабливался втискивать потрясающие детали своих сексуальных похождений в краткие моменты, когда Руперт выходил в умывальную. Ни Алек, ни я не верили Джоновым сагам, но Алек по крайней мере находил их забавными, а я нет. Таилась в них некая доля женоненавистничества, как будто каждый раз, похваляясь, что овладел женщиной (вправду или нет), Джон давал выход своей злости. Собственно, он не пользовался словом «овладеть». Он говорил «трахнуть», «завинтить», «поиметь телочку». Мне он не слишком нравился, а он считал меня самодовольным педантом; мы были неизменно вежливы друг с другом в офисе и никогда не ходили вместе на ленч. И только он, единственный из всех нас, действительно нетерпеливо ожидал возвращения Гордона, потому что не умел скрыть своего смятения: а вдруг именно я займу опустевшее «свято место», заступив дорогу самому Джону.

- Конечно, если бы я был здесь… - повторял он по крайней мере раз на дню; и Алек докладывал, что Джон вроде бы слышал, как Почти-Равный Гордону сказал в коридоре, что теперь ставка на него, Джона, и работу Гордона отберут у меня и передадут ему.

- Это он говорил? - удивленно переспросил я. - Ну да. И еще намекал, что это сам Старик дал тебе зеленый свет и Джон ничего не мог с этим поделать. Здорово надулся наш Дон Жуан. Говорит, что это все потому, что ты есть ты, и все тут.

- Пошел он в задницу.

- Только в твою, а не в мою!

Алек негромко фыркнул в конторскую книгу, потом засел за телефон и принялся искать вкладчиков, которые согласились бы дать деньги на установку канализационного и водоочистного оборудования в Норфолке.

- Тебе известно, - словоохотливо заявил он, продолжая набирать номера, - что в Западном Берлине довольно много ферм, использующих нечистоты, и что они платят восточным берлинцам за вывоз отходов?

- Нет, не известно. - Да мне было и не интересно, но Алек по обыкновению был набит бесполезной информацией и обожал ее распространять.

- Восточные берлинцы берут деньги и вываливают кучи дерьма в чистом поле. Непереработанного, имей в виду.

- Заткнись, - сказал я.

- Я это видел, - сказал он. - И нюхал. Редкая мерзость.

- Может быть, это были удобрения, - сказал я, - но тебя-то зачем носило в Восточный Берлин?

- Свидание с Нефертити.

- У нее правда один глаз?

- Боже мой, ну да, так в этом же и весь шик! Да… алло… - Он пробился к своему предполагаемому денежному источнику и принялся долго, подробно и с явным удовольствием объяснять, как необходимо дополнительное оборудование для переработки грязного потока, который убивает окружающую среду. - Разумеется, никакого риска, это же управление водными ресурсами.

- Он послушал. - Так я могу на вас рассчитывать? Отлично. - Он деловито черкнул в блокноте и вежливо попрощался. - Ну, с этим все. Верняк дело.

Экология и все такое. Ерунда сентиментальная.