1982, Жанин

Потом журналист побеседовал с другим, более либеральным представителем церкви, который вспомнил слова Христа о том, что прощение грехов есть более высокая истина, чем сексуальное воздержание. Получив таким образом некое подобие консенсуса между священнослужителями, журналист выяснил домашние телефоны девушек, живших в общежитии, и позвонил их родителям, чтобы узнать, что онидумают по этому поводу. Далее шел подзаголовок УЖАСНЫЙ ШОК, а под ним цитата из беседы с матерью Хелен: «Это ужасный шок для нас. Ни я, ни отец ничего не знали об этом. Возможно, Хелен и повела себя неразумно, но я уверена, что моя дочь не делает ничего предосудительного».

Под этими словами разместился фрагмент большой фотографии, из-за которой Хелен так переживала несколько дней назад. Подпись гласила: «Девятнадцатилетняя Хелен Юм со своим партнером Роури Макбрайдом в политической пантомиме коммунаров».

Я внимательно перечитал статью. Написана она была очень грамотно. Сначала описывалось место, где можно было предположить сексуальную распущенность, потом цитировались слова человека, который в глаза не видел ни клуба, ни людей, но смело предположил, что в этом месте процветает блуд, потом слова человека, уверявшего, что прелюбодеяние может быть прощено, и, наконец, слова людей, не видевших ничего, но почти (хотя и не вполне) уверенных, что их дети не развратничают. Конечно, в верхних комнатах кто-нибудь наверняка занимался любовью, ведь в клубе происходили сотни знакомств, но я уверен, что, если бы мы жили в «Северном британском отеле», народ занимался бы этим гораздо больше и чаще. Секс в общественном месте еще менее свойственен шотландцам, чем секс в собственной спальне, вот почему я сразу перетащил свои матрацы в чулан.

После долгого молчания Хелен снова сказала:

– Да как он могнаписать это? Я ему сказала все – и свой возраст, и адрес, я же думала, он что-нибудь хорошее о нас напишет. Я сказал ему, что родители были возмущены моей фотографией, и он пообещал, что изо всех сил постарается исправить положение. Но как он мог написать такое?

– Это его хлеб, – пожал плечами английский режиссер.

– Тем же самым оправдывался один немецкий бизнесмен, производивший газ «циклон В», – скривился шотландский режиссер.

– Именно так, – подхватил английский режиссер. – Именно. Именно. Но то, что написал этот малый, – не убийственный газ, а всего лишь облако гнусных словечек, и мы в нашем деле должны уметь не обращать внимания на такие вещи. Три четверти того, что пишут в газетах, – грязная игра. Газетчики и сами прекрасно понимают, что это игра, и сами над этим смеются. Читатели должны поступать так же.

– У моих родителей нет чувства юмора, – сказала Хелен, – и у меня тоже его нет. Не думаю, что я буду сегодня участвовать в выступлении. Коммунары! Отец меня убьет.

Неожиданно ее голос стал очень похож на голос Дэнни. Она расплакалась. Наш режиссер попытался обнять ее за плечи, но она сбросила его руку. Впрочем, она позволила Диане утереть ее слезы платком. Джуди сказала непреклонно:

– Ты непременно должна играть сегодня. Бинки придет на выступление.

– К черту Бинки.

Джуди повернулась ко мне, улыбаясь, и сказала громко, словно переводя разговор на более веселую тему:

– Как тебе спалось, Джок?

– Спасибо, отлично.

– Кстати, ты знаешь, кто тебя раздевал?

Я молча уставился на нее.

– Помнишь, кто надевал на тебя пижаму?

Мне ничего не оставалось, как отрицательно покачать головой.

– Но ты должен помнить хотя бы анальное проникновение!

– Ты шутишь?

– А порку плетьми?

– Разумеется, нет.

– А фелляцию?

– Что еще за «фелляция»?

– Сестры! – воскликнула Джуди трагическим голосом, обращаясь к Диане и Хелен. – Мы старались напрасно. Этот человек не помнит абсолютно ничего.

Я был страшно сконфужен:

– Ты хочешь сказать, что вы… э…

– Мы тебя укладывали в постель, – ответила Джуди. – Вчера вечером ты какое-то время вел себя очень осознанно, но потом превратился в совершеннейшее дитя. Мужчины не умеют обращаться с детьми, поэтому нам пришлось тобой заняться. Между прочим, кто такая Дэнни?

Я опять уставился на нее.

– Ты без конца звал какую-то Дэнни, при этом крепко обнимал всех нас, насколько тебе руки позволяли. Потом сказал рассерженно: «Я не люблю вас! Вы все – не Дэнни!» – и расплакался.

Диана возразила:

– Я ничего подобного не помню. Помню только, что он все время мерз. Даже когда мы его укрыли одеялом, он продолжал жаловаться на невыносимый холод, потом вдруг затих и сказал совершенно трезвым голосом: «Я женюсь на Нэнни». И тут же вырубился.

Это были очень неприятные новости.

Хелен повернулась ко мне:

– Ты вел себя очень противно, Джок. Впрочем, мы все так себя вели. Особенно он. –Она мрачно кивнула в сторону английского режиссера.

Тот нахмурился:

– Поаккуратнее, Хелен. Кончится тем, что ты поверишь, будто этот ханжа написал правду про наш клуб.

– А я уже думаю, что так оно и есть, – ответила Хелен и опять начала всхлипывать.

Джуди и английский режиссер встали из-за стола. Режиссер сказал устало:

– Ну, кто хочет «собачьей шерсти»?