Я хотел сказать ему, что завтра первым делом восстановлю всю площадку, сам заплачу за ее аренду, если это понадобится, но тут же понял, что все это блеф. Чтобы восстановить площадку и зрительный зал, понадобится не меньше четырех дней. Это можно сделать за один день, только если все будут активно участвовать, но у кого хватит на это сил после всего, что случилось? Хелен, например, точно не пошевелит и пальцем. Я сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Я действовал опрометчиво и глупо.
– Да, – сказал Брайан, – я тоже так думаю. Но в любом случае спасибо тебе, ты нам здорово помог. Ты и помимо выступления действовал более предусмотрительно, чем актеры, я имею в виду финансовую сторону дела, но, видимо, для техника это нормально. Мне жаль, что в конце концов ты нас окунул в такое дерьмо…
– Да он обыкновенная посредственность, вот в чем его беда! – выкрикнул писатель.
– Не всегда, – ответил Брайан, – во всяком случае не с начала. Но сейчас он явно устал. И я тоже. Все мы устали. Если разобраться, моя вина в этом тоже есть, не надо было так горячиться в полицейском участке. Давайте собираться. Возвращаемся в Глазго.
– Это глупо! – закричал писатель. – Не так уж много нужно балок и шестов, а он, между прочим, вообще не нужен… – Он ткнул в меня пальцем, и тут я понял, почему этот жест считается оскорблением. – Ведь это он сорвал наше последнее выступление своими дурацкими фокусами с поперечными балками. Все, что нужно для нормального спектакля, – это помещение, зрители, ваш талант и мои слова. У нас есть это. Актерские навыки и текст моей пьесы находятся у вас в головах. Отчертите мелом место для действия, положите вокруг матрацы для зрителей. А затем – приглашайте публику и играйте! Играйте! Это прекрасная возможность для моей пьесы быть сыгранной именно так, как она задумывалась, без всяких хитрых приспособлений и дьявольских устройств.
– Отличная идея, – вздохнул Брайан. – Беда в том, что публика едва ли готова к подобным шоу. Во всяком случае я не готов работать в таком формате.
В тот вечер Брайан, писатель и я вернулись на поезде в Глазго. Родди и Роури решили пожить в клубе до конца фестиваля. Я оставил им деньги на аренду фургона, чтобы они могли привезти в Глазго остатки осветительного оборудования. Сейчас мне уже казалось, что я не более удачлив, чем остальные члены труппы, по крайней мере в финансовом отношении. У Брайана были официальные расходы, и, наверное, ему пришлось заплатить штраф, но все это были последствия его собственной ошибки. Диана тоже осталась в Эдинбурге, полагаю, чтобы продолжать видеться с английским режиссером. Она проводила нас до станции, поцеловала Брайана и даже писателя, а меня совершенно игнорировала. Мне было жаль видеть это, ведь до того дня она была моим лучшим другом.
В поезде писатель болтал больше всех. Временами он смотрел в окно и, как бы невзначай, делал вслух всякие колкие замечания, так или иначе относившиеся ко мне.
– Маленькие крепкие люди… – бурчал он, когда поезд выезжал из Фалкирка. – Эти маленькие крепкие люди – настоящее проклятие Шотландии. Я обвинял англичан в заурядности. Я думал, они смогли покорить нас благодаря своей образованности. А они не так уж и образованы. У них больше денег, они больше уверены в себе, чем мы, поэтому они могут позволить себе расслабиться и подождать, пока наши маленькие крепкие человечки не вобьют Шотландию в землю до уровня собственной заурядности.
– Слушай, оставь Джока в покое, ты понял? – прикрикнул на него Брайан. – Он работал наравне со всеми, пока не явились журналисты и полиция.
– Спасибо, Брайан, – сказал я.
Меня больше задели не бессмысленные ремарки писателя, а то, что Брайан за меня вступился. Критика не имеет никакой силы, если пытается уязвить кого-то, указывая на его принадлежность к некой национальной группе.
Я попрощался с Брайаном (игнорируя писателя) на станции Квин-стрит и после этого не видел его лет десять или пятнадцать, а может, даже и двадцать. Я хотел выглядеть чуточку сумасбродно, поэтому взял такси – целое такси для себя одного, хотя можно было спокойно добраться и на трамвае. О, как я соскучился по Дэнни! Я даже был рад, что мои дела в Эдинбурге закончились так рано и мы снова будем вместе. Я просто костным мозгом чувствовал, как она рада будет меня увидеть на три дня раньше, чем планировалось. Несмотря на тяжелые чемоданы, я поднялся наверх пешком, открыл входную дверь, подошел к своей комнате и с криком «Я ВЕРНУЛСЯ, ДЭННИ!» повернул дверную ручку.
Дверь была закрыта. Я понимал, что она не заперта на замок, а закрыта изнутри на задвижку. Это меня озадачило. Мне послышалось какое-то движение внутри, но дверь не открывали. Неожиданно я запаниковал. Конечно, я даже предположить не мог того, что увидел через минуту, скорее всего, мне подумалось, что с Дэнни случился какой-нибудь приступ и она лежит на полу беспомощная. Я сделал шаг назад и с размаху толкнул дверь правым бедром как раз в то место, где располагалась задвижка. Дверь распахнулась вовнутрь. В комнате на каминном коврике стоял хозяин квартиры.