– Боюсь, что вы ошибаетесь. Сейчас я объясню. Электрик способен установить и обслуживать нашу систему, поскольку это набор отдельных составных частей, но контролер должен тестировать ее как единое целое. Он ни в коем случае
– О, я понимаю, но ведь и вы понимаете, что я имею в виду.
Да, уважаемый, я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты хочешь, чтобы я сам помог тебе заменить меня кем-нибудь помоложе. Прости, старина, но так не пойдет. Ничего не выйдет. Пока ты убеждаешь руководство фирмы установить за мной наблюдение из лондонского офиса, я буду оставаться самой важной персоной в шотландском отделении национальной компании. Опять вру. Никакая я не персона. Я просто орудие.
Я орудие фирмы, устанавливающей орудия, защищающие орудия других фирм, которые производят еду, одежду, машины и алкоголь, – то есть приспособления для питания, одевания, передвижения и оболванивания всех нас. Но большую часть своих орудий национальная компания устанавливает на ядерных реакторах – орудиях, дающих энергию орудиям, освещающим, согревающим и развлекающим нас, и в банках – орудиях, хранящих и увеличивающих прибыли хозяев всех этих орудий, и на военных складах, где хранятся орудия, защищающие орудия нашей нации от защитных орудий русских производителей орудий. Все – не более, чем зеркала, отражающие свои отражения. Мой отец был орудием, регулировавшим добычу угля. Это не совсем его удовлетворяло, поэтому он стал еще и орудием своего профсоюза и лейбористской партии. Он верил, что это орудия, строящие будущее, в котором у всех будет работа, прекратятся войны и жизненные блага будут равномерно распределены между теми, кто их производит. Большинство из нас становится орудиями, чтобы приобрести что-то прямо СЕЙЧАС, правда? Что же именно? Безопасность и удовольствия. Безопасность и удовольствия больших домов, партий в гольф и сафари в Кении, привлечения акционеров в банки и на фондовые биржи. Безопасность и удовольствия туалетов, субботних игр и двухнедельных поездок в Португалию побуждают работников к выполнению своих обязанностей на заводах и в кабинетах. Безопасность и удовольствия побуждают меня пить и мастурбировать в этом отеле в Пиблсе, но мне НАДОЕЛО быть орудием, соединяющим одни орудия с другими, поэтому вымышленная Роскошная, голая и скованная наручниками, лежит лицом вниз и, задыхаясь, кричит: НЕТ, НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, УМОЛЯЮ, НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО, в то время как Чарли, сжав ее очаровательные ягодицы, снова и снова втыкает свой твердый и т. п. в ее и т. п. В кармане моего плаща лежит баночка с барбитуратами, которые я могу в любой момент проглотить вместе с экстренным глотком виски, если бомбы начнут сыпаться прежде, чем я добегу до укрытия. А может, проглотить их прямо сейчас и вернуться к небытию, в котором я пребывал до рождения? Они называют их «выход для малодушных». Однако плащ мой висит далеко в шкафу.
Когда-то я знал человека, который не был ни трусом, ни орудием. Он умер. Забыть его.
Однажды мне довелось побывать в женской попке, но это не было с моей стороны ни насилием, ни эгоизмом. Я даже не сразу понял, где я. Она хихикнула и сказала:
– Ты понимаешь, где ты сейчас?
– Думаю, что да.
– Ты не совсем там, где обычно.
– Ого? Ну и как ощущения?
– Отличаются. Не так возбуждает, но приятно. Не выходи.
– Тебе не больно?
– Нет.
– В книжках пишут, что поначалу бывает больно.
– Я не читаю книжек.
– Ну, значит, либо у тебя большое и просторное анальное отверстие, либо у меня крошечный член.
Тут она вскрикнула и рассердилась. Дэнни всегда было легко шокировать откровенными словами. Дэнни, милая, мне так тебя не хватает. Даже с другими женщинами я всегда чувствую, как мне тебя не хватает… Странно. Только что я чуть не заплакал.