1982, Жанин

Возможно, сейчас вы уже готовы признать меня. Будучи главой гигантского транснационального Синдиката судебных взысканий и сексуального удовлетворения, я вездесущ и непобедим. Ни одно правительство мира не выступит против меня, потому что все правительства являются членами моего комитета. Лидеры всех крупных движений владеют акциями учредителей. Если бы широкой общественности стало известно, что вся эта сеть тянется, подобно паутине, из одной точки – моего мозга, – моя жизнь оказалась бы в серьезной опасности со стороны левых экстремистов. Но никто не сможет узнать меня под маской. Люди знают меня как скромного и рассудительного шотландского электрика, который порою останавливается в небольших семейных отелях в Тилликоултри, Грэнджмаусе или Нэрне. Самые близкие агенты знают еще меньше. Для них я просто голос в телефонной трубке.

ДЗЫНЬ. ДЗЫНЬ.

Вам звонят из Йоханнесбурга.

– Слушаю.

– Агент Ноль-ПРСТ докладывает из Йоханнесбурга, сэр.

– Говорите.

– Поступила свежая партия черной патоки, сэр.

– Сколько?

– Двадцать килограммов.

– Как насчет свежести?

– Четыре десятки, четыре двадцатки, четыре тридцатки, четыре сороковых, четыре пятидесятых.

– Четыре пятидесятых, Ноль-ПРСТ?

– Они спелые, сэр.

– Хорошо. Разделите всю партию на пять частей между Чикаго, Сиднеем, Берлином, Парижем и Гленротом.

– Гленротом, сэр?

– Вы меня хорошо слышите.

– Как распределить по свежести, сэр?

– Решите сами. Проконсультируйтесь с местными инспекторами.

– Так точно, сэр. Сэр, а где находится Гленрот?

– Посмотрите по карте. Ближайший порт – Метхил.

– Спасибо, сэр. Спокойной ночи, сэр.

Отбой.

Агент Ноль-ПРСТ, наверное, думает, что я старею и хватка моя все слабее.

Вообще-то нашему центру в Гленроте не нужны четыре новеньких, но нужны новые цвета, нужна сладость нежной черной патоки. Я еду в Гленрот на следующей неделе, якобы за тем, чтобы проверить установку продукта национальной компании в какой-то церкви – теперь даже церкви начали беспокоиться о своей безопасности. Черт, приятель моей матери родом из Гленрота! Могу я иногда позволить себе быть щедрым, могу я побаловать себя? Я добываю деньги тяжелым трудом, и акционеры не жалуются. (Перестань строить из себя дурачка.)

Лучше быть счастливым дураком, чем инспектором систем безопасности на грани самоубийства. (Ты не счастливый.)

Заткнись-ка, ты, тихий, еле слышный, вонючий голосок.

Глоток.

Вот тебе, глупый вонючий экскремент интеллигентского сознания.

Глоток. Еще глоток.

С такими темпами я тебя уничтожу, не пройдет и года.

Глоток. Еще глоток. И еще один.

Да, су-ударь, когда я оглядываюсь на пройденный путь, на десятки лет, отданные службе обществу, мне иногда кажется, что самыми счастливыми были дни, проведенные в сырой горной хижине, после того как мы с Купидоном объединились против Большой Мамочки. Там не было даже электричества, но моих скромных знаний хватило, чтобы переоборудовать старый велосипед в генератор. Когда он был готов, Мамочка захихикала и сказала Жанин:

– Тебе предстоит долгая дорога. Зато ночью будешь хорошо спать, крошка моя.

Я ухмыльнулся и покачал головой.

– Ты неправильно поняла, Мамочка. У этой девочки не хватит здоровья. А вот у тебя проблемы с лишним весом. Так что залазь в седло.

Она посмотрела на меня с надеждой, уверенная, что я шучу. И я действительно шутил, но шутил как раз над ней. Я медленно снял свой толстый кожаный ремень и несколько раз хорошенько хлестнул ее по заднице, пока она сама не попросилась в седло. Когда за окном стемнело, Мамочка генерировала электричество – светилась лампочка, а Купидон, Жанин и я долго с удовольствием играли в покер на раздевание. (Разве в покере должно быть не четыре игрока?) Заткнись. Здесь я устанавливаю правила. Жанин проигрывала медленно, мы специально давали ей это почувствовать. Следующий день выдался жарким и солнечным. Большая Мамочка была слишком утомлена, поэтому мы позволили ей отдохнуть на солнышке, чтобы с нее сошло еще несколько унций веса. Мы разложили ее голую в форме морской звезды и мучили на все лады, а в какой-то момент Купидон додумался натереть ей сиськи коричневым сахаром, нет, маслом, чтобы потешить комаров. Вот тогда она запела по-другому. (Разве в Америке есть комары?) Остолоп, комары есть ВЕЗДЕ, они неискоренимы, если их уничтожить, нарушится вся экологическая цепь, которая связывает птиц со зверями, цветы с фруктами, травы и мхи с деревьями и тундрой и со всеми, кто бродит по земле со времен потопа, комары НЕ МОГУТ быть уничтожены, ибо вместе с ними будет уничтожен и САМ ЧЕЛОВЕК, что это за бред я несу? Откуда у меня в голове эта научно-библейская галиматья? По радио услышал, что ли? Ничего не хочу, кроме, да…