1984 (коленкоровая тетрадь)

Я занялся. Вначале попытался перенести текст на компьютер, затем прошло время и мне уже не представляло труда понимать мысли своего товарища, оттого при написании романа, для получения информации пользовался исключительно ею.

«Хазарские плюс», то есть человек десять-двенадцать приехали не на пустое место об этом сообщила новоиспеченная американка. Им была предоставлена на время адаптации в иных условиях жизни хорошая жилплощадь, из слов Марии ― большой двухэтажный коттедж, с прекрасным благоустроенным двориком, на все их большое семейство. Проблем с питанием не было: в доме работал холодильник и был забит под завязку. Их проживание было оплачено еврейской диаспорой. Для получения вида на жительство всем этим евреям необходимо было в ускоренном порядке в течении полугода изучить английский язык, а еще сдать историю США и его политическое устройство.

Они жили вначале то ли в штате Иллинойс, а затем в Северной Каролине, то ли наоборот, я так и не понял, главное не на одном месте. Не знаю, с чем это было связано, может с выбором работы.

Михаил нашел себе место в русской газете с еврейским уклоном, а Мария, когда она, однажды, приехав в нашу страну, сидела за столом и уплетала рыбный пирог, запивая его чаем хотела похвалиться, куда она пристроилась, но, поправляя прическу, затянула, и не успела открыть рот, как влезла Валька Гулишвили и выкрикнула:

— Да знаем, знаем! ― Косметологом. Я это вижу по твоей ухоженной «морде», ― и громко, некрасиво засмеялась. Нет, не от зависти. Уж чего-чего, а этого «добра» у нас на тот момент не было. Ни у кого, из уминающих пироги, булки и другие кулинарные изыски моей жены, не мелькнула даже маленькая мысль: «Ах, как же там хорошо». Никто, из хозяев, представителей Российской Федерации, сидящих за столом, не хотел этого хорошего. У нас и своих проблем хватало, их бы разгрести.

— Да, косметологом! ― тут же подтвердила Мария: ― И, представьте, ни о чем не жалею. Вот так! Мне просто повезло. Заниматься грязной работой, я даже здесь не могла себе позволить, а уж там, тем более. Вы же знаете, в СССР я была вынуждена работать по специальности. Отработала целых три года. А уж после занялась любимым делом. Моего сына взяли в частную школу лишь из-за того, что я согласилась преподавать в ней эту как там? Долбаную биологию. А там, в США мой диплом не котируется. Это у них ― просто бумажка. Я, конечно, берегу его, но думаю, этого делать не следует: вот приеду домой, наберусь смелости и выброшу!

«Да, тяжело мне пришлось, хотя я и знал язык». ― Здесь и далее я свой текст дополняю словами из тетрадки Михаила Хазарского. ― «Знаний английского языка, полученных в СССР, для меня было недостаточно. Он был академическим, в нем не хватало эмоциональных изысков, ― написал мой товарищ: ― Я должен был крутиться, как белка в колесе. Я работал даже ночами: пошла публикация, ― получи, нет, ― соси лапу. Ну, не сидеть же на иждивении у жены? Хотя она тоже не была загружена работой. Ну, кто к ней пойдет. Год-другой работы косметологом в СССР ― это ничто. А еще она столкнулась с большим разнообразием всяких там косметологических средств на непонятном ей языке и растерялась. Что она могла сделать? «Пилите Шурик, пилите»! ― и все. Этого мало. Ходили вначале к ней свои люди, приводили знакомых со стороны. Она на них училась, пока не появился небольшой контингент. Но это все ей далось потом».

Для газеты нужны были статьи, охаивающие жизнь в СССР. Нести чушь не возбранялось, однако такого материала было много, и пройти могло что-то особенное еще нигде не засвеченное. Михаил старался. Ему порой приходилось придумывать или же перерабатывать анекдоты свежие еще неизвестные никому в Америке. Это звучало ново. Правда, в любой момент Хазарского могли уволить, хотя он и так в штате не числился. «Однажды мне о своей работе в заводской газете многотиражке рассказывал Семен, так у него положение было намного лучше: он получал зарплату. А еще мог войти в штат. Он, для сохранения своего доброго имени, не позарился на должность и отдал ее своему товарищу. Я был готов даже друга растоптать и несмотря ни на что занять его место. Здесь в Америке у меня на тот момент не было друзей. Я никому не мог довериться, лишь только своим родственникам, с которыми приехал в эту страну, но и то ― неизвестно, насколько? Они тоже в будущем могли вдруг меня предать. Я не понимал эту новую жизнь в новой стране и не мог уверенно сказать: ― мне повезло или же не повезло?»

Однажды, Хазарский из-за проблем с сыном в школе был вызван «на ковер» к директору. Для этого ему был назначен неподходящий час: он сдавал статью и процесс этот затянулся. Ждать было просто невозможно: ― поджимало время. Михаил, взглянув на часы, вдруг резко встал, извинился и рванул к выходу.

На улице мой товарищ был ошеломлен: рядом галдели, кричали крашеные полуголые парни и женщины, а еще били в бубны, размахивали погремушками и выказывали непристойные действия, извиваясь, как в аду на горячей сковородке, всем телом. Это было уму непостижимо.