Хазарский и бывший Палкин на время даже забросили свою основную работу, перепоручив ее своим сотрудникам. В Москве Михаил неоднократно слышал от главного редактора, чтобы не случилось, а газета должна выходить в срок. Ну, это было равносильно как после ночи наступает день. Она и выходила, правда, без их участия. С делами отменно справлялся секретарь Хазарского ― Джимми Билл. Он же тянул на себе и отдел «женушки» Хазарского ― Олега Палкина.
Клин Гейтц был весь в ожидании. Чувства переполняли его через край. До первого показа оставалось всего ничего: скоро самая короткая ночь ― ночь Ивана Купала ― языческий праздник славян.
— Ох, что будет, что будет! Город, его любимый город просто воспрянет! ― говорил он сам себе.
Дата мероприятия приближалась. Оформлялись все необходимые документы, включая визы, зафрахтованный Петухом номер два чартерный самолет, должен был, загрузив в Симферополе труппу и оборудование, доставить все в Америку. Одно событие могло плавно перерасти в другое, а может даже наложиться на него ― приближалась круглая дата двухсотлетие образования США.
Жизнь Хазарских била ключом и, если что смущало так это давление Клина Гейтца, он со своей Хилари, точнее Биллом напрашивался ним в гости. Этот Петух номер два уже не единожды тайком пощипывал Олега за толстую попу, а еще, оставаясь наедине шептал: «моя Хилари, моя Хилари».
Палкин боялся такого откровенного панибратства со стороны Главного редактора и было из-за чего беспокоиться. Хотя он и спал со своим законным мужем на одной большой кровати не только дома, но и вовремя поездки в свадебное путешествие в Крыму, однако они не были близки. Укладываясь, каждый из них натягивал на себя свое индивидуальное одеяло, а еще на американский манер они ложились в постель в домашней одежде. Здесь, в США зимы были намного теплее, но им по ночам из-за экономии электроэнергии на обогрев дома, тепла не хватало и уснуть было проблематично. Не то, что в Москве, где он, будучи мужем Натальи, был волен в своих фантазиях и порой довольно часто ложился совершенно голым. Того же толстячек требовал и от жены. Лишь, только появление ребенка и его взросление вынуждало мужика одевать трусы.
Муж ― Хазарский бывший деверь был человеком совершенно другим: он даже был готов негласно отдать Клин Гейтцу Палкина на растерзание, но очень переживал о том, что все раскроется:
— Да-а-а, не знаю как долго мы будем скрывать свой фиктивный брак? ― ни раз говорил он Олегу: ― Здесь не то, что в СССР, очень много свободы, очень, однако, боязно, не дай Бог нагрянет проверка ― все обнаружится и в один момент наступит конец нашей безбедной жизни.
Олег был не дурак и тоже это понимал и вторил ему, крутя перед Михаилом задницей. Было от чего: Хазарский часто бегал к Марии, и она в отличие от своей сестры Натальи не отталкивала бывшего мужа, а даже всячески поощряла. Это было видно по его довольной роже, что у кота, объевшегося сметаной.
Однажды в один из свободных вечеров Михаил, прохаживаясь по залу, занимался выдумыванием для Палкина имени и делал это демонстративно надсмехаясь над своей «женушкой»:
— Послушай, ― резко остановившись, вдруг выкрикивал Хазарский, он любил, размышляя ходить по просторным комнатам ― а, что, если я тебя назову Дженнифер, как, хорошо звучит?
— Горшком, горшком меня назови, только в печку не сажай! ― обычно парировал Олег Палкин.
— Что, не нравится. Ну, ладно. Я могу для тебя подыскать что-нибудь из имен первых американских леди ― благородных жен президентов США: Розалин, Нэнси, Барбара, Хилари, Лора, Мишель, Мелания, сколько мне еще их перечислять? ― Михаил с иронией смотрел на Олега и остановившись тут же задал вопрос: ― Что ни одно из них тебя не зацепило? Может ты хочешь что-нибудь из списка жен Генеральных секретарей? Так я могу свой список расширить.
— Не о том ты думаешь, не о том? Что если нас с тобой на данный момент ― самое простое ― подслушивают, а еще хуже того, ведут за нами видеонаблюдение? Нагрянуть с проверкой и все, нам конец! ― Олег, высказав свое мнение, обычно подскакивал с кресла и тоже бегал следом за своим супругом, а тут отчего-то не стал этого делать и, сидя на диване провозгласил:
— Да, а на счет имени? Можешь давать любое, только не Хилари мне ее морда разонравилась с того момента, когда она надсмехалась над убийством ливийского лидера Каддафи. Над смертью любого человека: хорошего или плохого нельзя смеяться. Я в этом уверен на все сто процентов и точка. Оттого и имя мне ее паршивое не нужно! Найди что-то по проще.