Он часто вспоминал сцену из староанглийского романа {Чарлз Диккенс. Оливер Твист. Изд-во "Пингвин Букс", Гонконг, 2003. - Примеч. историка.}, который недавно прочел. Героем романа был маленький мальчик, живший в приюте для подкидышей. Детей там держали впроголодь и жестоко наказывали. Однажды в приют приехала на обследование высокая комиссия. Учителя раздавали детям хлеб и масло с больших подносов, и каждый брал по кусочку. Но юный герой книги был так голоден, что в присутствии комиссии взял вторую порцию. Когда комиссия уехала, мальчик был строго наказан за свой безрассудный поступок.
- Боюсь, что нас тоже накажут за чрезмерную свободу, - часто говорил Парсонс.
После публикации в "ЛПТ" какой-нибудь смелой статьи он почти мечтательно вздыхал:
- Как было бы хорошо, если бы пришла полиция мыслей и всех нас тут же расстреляла! Рано или поздно всему приходит конец, - печально добавлял он.
Как-то Смит в раздражении спросил его, почему бы ему не перестать выступать в клубе и редактировать "ЛПТ". Парсонс только грустно махнул рукой:
- Поздно. С этого поезда уже не спрыгнуть.
Сайм высмеивал его, называя камбалой, которая может жить только в глубине моря при высоком давлении, а если ее выбросить на берег, она тут же лопается.
- Ты прав, Сайм, - отвечал он, не обижаясь. - Вот увидите, я обязательно лопну.
Как ни странно, в опасных ситуациях Парсонс вел себя с исключительным спокойствием. Например, когда его вместе с другими арестовали на премьере "Гамлета", он с облегчением протянул руки полицейскому с наручниками:
- Пожалуйста, товарищи, я в вашем распоряжении. Я давно это предсказывал. Прошу вас, выполняйте свой патриотический долг.
Как он был разочарован, когда на следующее утро его выпустили! На редакционном заседании во вторник вечером он не произнес ни слова, а только сидел с подавленным видом. Сайм сказал, что ему лучше бы пойти домой, принять снотворное и отдохнуть.
Парсонс последовал совету Сайма слишком буквально. В тот же вечер он принял целый пакет снотворных таблеток, и на следующее утро тиранка-жена нашла его мертвым в постели. Под подушкой у него нашли адресованное нам прощальное письмо.
33. Прощальное письмо Парсонса редакции "ЛПТ"
--------------------------------------------
Я покидаю вас, потому что слишком боюсь жизни и смерть меня больше не страшит. Как говорится, "добровольно выхожу из партии" {В Океании не существовало официальной статистики самоубийств. Они включались в число "лиц, добровольно вышедших из партии", хотя устав партии запрещал добровольный выход из нее. - Примеч. историка.}. Оставляю вам свои заметки о Великой хартии вольностей, об американской Декларации независимости и о программе Российской социал-демократической партии. Может быть, все это вам еще пригодится.
Я не трус - я просто напуган. Большую часть жизни я привык выполнять приказы. Я был хорошим членом партии, принимал участие в коллективных вылазках и спортивных состязаниях. Друзей у меня не было - это тоже доказывает, что я был хорошим членом партии.
Год назад моя дочь донесла на меня, потому что я во сне вслух осудил Старшего Брата. Меня арестовали и пытали. Хоть бы они меня тогда убили!
Только выйдя на свободу, я начал думать. И стоило только начать, как уже было поздно. Я не мог остановиться. Но сегодня думать - это значит действовать. А я не хочу действовать. Не хочу, не могу и не должен. Поэтому я покидаю вас, хотя среди вас мне было очень хорошо.
Присмотрите за моей семьей. Любите мою жену и детей.
Да здравствует свобода, от которой я умер!
Оливер Твист, он же камбала
34. Смит - о похоронах Парсонса
------------------------------
Мы похоронили Парсонса рядом с павшими на площади Победы. Был душный летний день. Мы стояли у могилы в черных мундирах нашего министерства. Уайтерс принес белые цветы. Я произнес прощальную речь. В ней я подчеркнул героизм Парсонса, который был активным сторонником нашего дела, несмотря на свой мягкий характер. Может быть, я излишне резко высказался о полиции мыслей, потому что О'Брайен покачал головой. После погребения он подошел ко мне и укоризненно заметил:
- Еще одна такая речь, Смит, и из-за вас дальнейшие похороны станут невозможными. А вам еще есть кого хоронить.
С Хайгетского кладбища я проводил вдову Парсонса с детьми домой. Его дочь, которая год назад, будучи активным членом детской организации разведчиков, донесла на отца, теперь с ненавистью взглянула в сторону полицейского, поставленного у ворот кладбища. Мне было ее от души жаль. До сих пор ей и миллионам ее ровесников не разрешали быть детьми, а теперь, когда это стало возможно, она уже никогда не будет ребенком из-за угрызений совести после смерти отца.
Я посидел с миссис Парсонс на кухне. Она не плакала, а только говорила тихим, полным отчаяния голосом:
- Скажите мне, ну чего вы добиваетесь? С вами будет то же, что и с моим мужем. Я всегда говорила ему, чтобы не вмешивался в политику. И это теперь, когда мы наконец могли бы зажить получше. Сколько мы выстрадали!