1990-e годы

Стало быть, Витёк уверен, что его непременно отпустят, а вот Ванёк такой уверенностью никогда похвастать не мог. На месте своего одноклассника он бы обязательно предупредил, что пока не знает, можно ли ему будет пойти на турники перед школой, потому как это будут решать его родители. И когда бы не он, а Витёк сейчас стоял бы на улице и ждал пока Ванёк занесёт пакеты домой – могло бы запросто оказаться так, что Витёк прождал бы зря, а Ванёк бы так и не вышел.

Потому как если бы Ваньку не разрешили бы идти гулять, то ему не разрешили бы и просто выйти, чтобы сообщить об этом другу.

«Сам виноват, – сказал бы в таком случае отец, – кто тебя просил обнадёживать товарища заранее. Не надо было оставлять его ждать! Вот теперь будешь в следующий раз знать! Будет тебе урок! Нет, сиди дома я сказал! Разговор окончен!»

Вот так бы было.

И в подобной ситуации мать бы не стала за него заступаться. Если конечно перед этим между ней и отцом не произошёл бы какой-нибудь очередной скандал типа сегодняшнего. Тогда бы она, естественно, воспользовалась новой возможностью и использовала бы предлог «защитить сына» в качестве словесного оружия в новом нападении на ненавистного мужа. Но отец, скорее всего, всё равно настоял бы на своём, и Ванёк в итоге так бы никуда и не вышел.

– А вот и я, – услышал он бодрый голос Витька. – Погнали!

Его мрачные размышления моментально прервались, Ванёк заулыбался, и друзья вприпрыжку ринулись на турники, где гнетущие мысли окончательно рассеялись в азарте неунывающего детства.

Спортплощадка располагалась недалеко от школы.

Это место было их неофициальной точкой сбора с остальными ребятами – им нравилось приходить в школу не поодиночке, а большой компанией.

Здесь они неумело подтягивались и без конца разговаривали, находя интересное во всём, что только попадалось в поле их любознательного внимания. Вскоре к ним присоединились и другие их одноклассники.

Спустя час Витёк сказал:

– Что-то есть уже охота, погнали, может, в столовке посидим?

Друзья его поддержали, и они все вместе отправились в школьную столовую. До занятий оставалось ещё довольно много времени и, не зная чем себя занять, объевшись в столовой пирожков, мальчишки принялись бесцельно слоняться по школьному двору.

Но вот наконец прозвенел звонок на большую перемену, и дети не спеша потащились в класс.

В классе Ванёк сел на своё место за второй партой рядом с Витьком. В начале года их было хотели рассадить в парах мальчик-девочка, но к счастью потом передумали.

«Слава богу, что передумали, не то б учёба превратилась в ещё большую муку», считал Ванёк и все его друзья считали так же.

Возвещавший о начале урока звонок уже прозвенел, но учительница почему-то никак не начинала занятие. Половина её тучной фигуры виднелась в дверях, как бы давая понять, что она уже здесь и всё слышит, поэтому нечего беситься, однако основное учительское внимание было приковано к кому-то за дверью. Наполовину высунувшись из класса, она разговаривала с кем-то, кто был в коридоре, и кого ученикам видно не было.

Ванёк раскрыл тетрадь на последней странице и начал рисовать танк, но закончить рисунок ему не пришлось. Дверь в класс наконец-то захлопнулась, и учительница медленно прошествовала на своё место.

Вообще-то она была хорошей, в классе её любили, и Ванёк любил, несмотря на то, что время от времени она ставила ему двойки по поведению. Учительница всегда была приветлива и ласкова, но тем не менее легко могла поставить на место любого хулигана и строго наказать. Как-то раз их одноклассник простоял всю перемену лицом в угол за то, что много разговаривал и нарушал дисциплину. Но такие моменты бывали не часто. В основном учительница была доброй и всегда встречала их, улыбаясь и говоря «здравствуйте, дети», а они все вставали и отвечали ей хором: «здравствуйте Наталья Васильевна».

Но сегодня Наталья Васильевна не улыбалась. Сегодня она даже не поздоровалась, а когда все по привычке встали, чтобы её поприветствовать, она нервно отмахнулась и резко сказала всем сесть.

Наталья Васильевна сидела за учительским столом, лихорадочно листала классный журнал и то и дело поправляла очки на носу. Наталья Васильевна как-то боязливо оглядела школьников, и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но, будто бы не найдя подходящих слов, снова его закрыла.

Отвернувшись от учеников, Наталья Васильевна задумчиво уставилась на шелестящую за окном листву. Затем она глубоко вздохнула, словно смиряясь с неизбежным, и медленно поворачивая голову в сторону класса, начала говорить сиплым голосом:

– Дети…

Наверное, у неё в горле скопилась мокрота, из-за которой она не смогла сказать дальше. Учительница прочистила глотку: «ка-кхам», ещё раз поправила очки на носу и торопливо проговорила всё, что от неё требовалось:

– Дети, сегодня в нашем классе большое горе. У Антона… папу убили.