1990 - Верн Жюль - Таинственный остров

- Тысяча восемьсот шестьдесят шестой.

- Двенадцать лет! Двенадцать лет! — повторил неизвестный. И внезапно убежал.

Герберт рассказал колонистам об этом разговоре.

- Наш несчастный пленник,— заметил Гедеон Спилет,— потерял счет месяцам и годам.

- Да,— прибавил Герберт,— значит, он прожил двенадцать лет на острове Табор!

- Двенадцать лет! — повторил Сайрес Смит.— Да, если двенадцать лет прожить в одиночестве да еще с пятном на совести, рассудок потерять нетрудно.

- По-моему,— сказал тут Пенкроф,— этот человек вовсе и не терпел кораблекрушения, а просто его отвезли на остров Табор в наказание за какое-то преступление.

- Пожалуй, вы правы, Пенкроф,— поддержал его журналист,— а если это так, то люди, высадившие его на острове, непременно вернутся за ним!

- И не найдут его,— заметил Герберт.

- Значит, надо отправиться на остров...— заметил Пенкроф.

- Друзья мои,— сказал Сайрес Смит,— не будем обсуждать этот вопрос, пока не узнаем, в чем тут дело. Я уверен, что несчастный исстрадался, что он жестоко поплатился за свои проступки, как бы велики они ни были, что он томится желанием открыть нам свою душу. Не будем пока принуждать его к этому. Он, конечно, все сам расскажет, и тогда мы увидим, как поступить. К тому же только неизвестный может сказать нам, надеется ли он, верит ли он, что когда-нибудь вернется на родину. Я лично сомневаюсь, что это будет ему дозволено.

- Почему же? — спросил журналист.

- Потому что, если его осудили на определенный срок, он ждал бы освобождения и не бросил бы записки в море. Нет, скорее всего, ему был вынесен приговор, обрекавший его на пожизненное заключение, на вечное одиночество.

- Никак я не пойму одного,— заметил моряк.

- Чего же именно?

- Если двенадцать лет назад человека высадили на острове Табор, стало быть, он уже много лет пребывает в том одичалом состоянии, в каком мы его и нашли!

- Вполне вероятно,— сказал Сайрес Смит.

- Выходит, он написал записку несколько лет назад!

- Без сомнения... Однако по всему видно, что записка написана недавно...

- Да и не может быть, чтобы бутылка с запиской несколько лет плыла от острова Табор до острова Линкольна.

- В этом как раз нет ничего невероятного,— возразил журналист.— А может быть, ее уже давным-давно прибило к нашему острову.

- Ну, нет! — отвечал Пенкроф.— Не могло ее волной смыть с берега, и думать нечего — ведь на южной стороне полно скал, и она сразу же разбилась бы.

- Вы правы,— произнес Сайрес Смит, о чем-то размышляя.

- Да кроме того,— прибавил моряк,— пролежи записка несколько лет в бутылке, она наверняка попортилась бы от сырости. А ведь она была в целости и сохранности.

Замечание моряка было вполне правильным: в этом-то и заключалось самое непонятное, ибо записка, найденная колонистами, казалось, была написана недавно. Больше того, в ней точно указывались широта и долгота острова Табор, а это говорило о больших познаниях ее автора в гидрографии, которых не могло быть у простого матроса.

- Опять мы встречаемся с чем-то необъяснимым,— сказал, наконец, инженер,— но все же не следует вызывать на откровенность нашего нового товарища. Он сам расскажет нам все, друзья мои, когда захочет.

Прошло еще несколько дней; неизвестный не произнес ни слова и ни разу не вышел за частокол, окружавший плато. Не покладая рук, не теряя ни минуты, он работал на огороде, но поодаль от остальных. В часы отдыха он не поднимался в Гранитный дворец и довольствовался сырыми овощами, хотя все звали его к столу. Он не приходил ночевать в отведенную ему комнату и спал на плато под деревьями, а в ненастную пору прятался среди скал,— словом, он жил так же, как на острове Табор, когда его единственным пристанищем был лес; все попытки колонистов изменить привычки неизвестного были тщетны — им пришлось запастись терпением. И вот, наконец, в нем заговорил голос совести, и ужасные признания невольно сорвались с его губ, словно под воздействием непреодолимой силы.

Десятого ноября, около восьми часов вечера, когда колонисты сидели в сумерках под навесом, увитым зеленью, перед ними неожиданно предстал неизвестный. Его глаза как-то странно блестели, а на лице вновь появилось свирепое выражение.

Сайрес Смит и его товарищи были поражены, увидев, что неизвестный так взволнован: его зубы стучали, будто от озноба. Что с ним? Быть может, он ненавидит людей? Или ему надоело жить в семье честных тружеников? Или в нем снова заговорили кровожадные инстинкты? Колонисты так и подумали, услышав его бессвязную речь.

- Зачем вы меня привезли сюда? По какому праву разлучили с моим островком?.. Что между нами общего? Да известно ли вам, кто я?.. Что я совершил?.. Почему влачил свои дни там... в одиночестве? А что, если я изгнанник?.. Если осужден умереть там, на острове? Известно ли вам мое прошлое?.. Быть может, я украл, убил... быть может, я отверженный и несу клеймо проклятия... Что, если мне место только среди хищных зверей... Вдали от людей?.. Отвечайте же... известно ли вам все это?