Лишь только плот разгрузили, первой заботой Пенкрофа было сделать Трущобы пригодными для жилья, заложив коридоры, чтобы по ним не разгуливали сквозняки. Пустив в ход песок, камни, щиты, сплетенные из веток, и мокрую глину, Пенкроф и Герберт плотно закупорили галереи, открытые холодным ветрам, и отделили верхнюю петлю типографского знака &. Оставили только один узкий, соединявшийся с боковой галереей извилистый коридор, который должен был служить дымоходом и давать тягу для очага. Теперь Трущобы состояли из трех-четырех «комнат», если можно так назвать темные берлоги, которыми вряд ли удовольствовались бы даже дикие звери. Но здесь было сухо, и здесь можно было стоять, выпрямившись во весь рост, по крайней мере в самой большой из этих «зал», находившейся в середине. Землю везде устилал слой мелкого песка. Словом, оказалось возможным в ожидании лучшего как-нибудь приютиться в этом убежище. Работая над его благоустройством, Герберт и Пенкроф оживленно разговаривали.
- Может быть, наши товарищи отыскали что-нибудь получше этих нор,— говорил Герберт.
- Может, и отыскали,— отвечал Пенкроф,— но если не уверен, не сиди сложа руки! Лучше иметь запасное жилье, чем совсем остаться без крова.
- Ах, только бы они нашли мистера Смита! — повторял Герберт.— Тогда все будет хорошо. Больше ничего я у неба не прошу!
- Да,— отозвался Пенкроф.— Вот был человек! Настоящий человек.
- Был? Почему ты говоришь «был»? Ты, значит, больше уже не надеешься увидеть его?
- Что ты, что ты! Боже упаси! — возразил моряк.
Работа по благоустройству Трущоб закончилась быстро, и Пенкроф заявил, что он вполне доволен.
- Ну, теперь наши друзья могут возвращаться,— сказал он.— Пристанище у нас неплохое.
Оставалось только соорудить очаг и приготовить обед,— дело в сущности простое и нетрудное. В глубине первого коридора слева сложили из плоских камней очаг возле отверстия «дымохода». Конечно, не все тепло выносило бы наружу вместе с дымом, и «комнаты» должны были нагреваться. Один из коридоров обратили в дровяник. Моряк стал укладывать в очаге дрова и мелкие сухие ветки. Он еще не закончил работу, как вдруг Герберт спросил, есть ли у них спички.
- Ну, разумеется,— ответил Пенкроф и добавил: — К счастью, есть. А то без спичек и без огнива пропадешь.
- Вовсе нет. Мы бы могли добыть огонь трением, как это делают дикари,— возразил Герберт.— Терли бы друг о друга две сухие чурки.
- Что ж, попробуй, дружок, попробуй. Увидишь, что ничего у тебя не выйдет, только руки себе натрудишь.
- Но ведь это способ очень простой, и его до сих пор применяют на многих островах Тихого океана.
- Я не говорю, что так нельзя добыть огня,— ответил Пенкроф,— но, надо полагать, дикари лучше нас за это дело умеют взяться, а может, знают, какое надо выбрать дерево. Я вот, например, не раз пытался добыть огонь таким способом, и ничего у меня не получалось. Нет, я уж лучше спичками разожгу. Куда я их подевал?
Пенкроф поискал в карманах куртки коробку со спичками, с которыми никогда не расставался, как и полагается заядлому курильщику. Коробки там не оказалось. Он пошарил в карманах брюк, но и там не нашел драгоценной коробки.
- Вот глупость какая!.. Прямо беда! — сказал Пенкроф, растерянно глядя на Герберта.— Должно быть, из кармана выпала. Потерял я коробку. А у тебя, Герберт, ничего нет? Хоть зажигалки какой-нибудь, чтобы нашу печку растопить?
- Нет, Пенкроф, ничего нет.
Моряк, а вслед за ним и Герберт вышли из Трущоб. Пенкроф досадливо тер себе лоб.
Оба принялись усердно искать на песке и между скалами у берега реки, но поиски их оказались напрасными. А между тем медная коробочка, в которой Пенкроф держал спички, наверно, бросилась бы им в глаза.
- Слушай, Пенкроф,— спросил Герберт,— а когда мы были в гондоле, ты ее не выбросил за борт?
- Да разве бы я ее бросил! — возмутился моряк.— Только вот, может, сама выпала. Ведь нас крепко тряхнуло, а долго ли выпасть такому малому предмету? Трубки и то я лишился. Проклятая коробка! Где же она может быть?
- Тогда вот что,— сказал Герберт,— как раз сейчас отлив, пойдем на берег, к тому месту, куда нас выкинуло. Может быть, найдем ее.