1991: измена Родине. Кремль против СССР

– Катынский фрагмент российско-польской истории сыграл свою разрушительную роль для социалистического лагеря и для СССР в частности. Какова роль Запада в разыгрывании катынской карты?

– Думаю, что Запад в свое время сделал свою ставку на Польшу, потому что прекрасно понимал, что эта страна – ударный отряд недоброжелателей СССР в социалистическом блоке во многом из-за нашей непростой истории. К примеру, воспоминания о том, что 1 сентября 1939 года в Польшу вошел Гитлер, а уже 17 сентября мы, и в этом промежутке в Бресте проходили совместные советско-германские парады, действуют на поляков до сих пор, как красная тряпка на быка. Они ведь от Гитлера рванули к нам, а их принимали в фильтрационные лагеря, и только уже спустя время из них вышли «Три танкиста и собака» и Армия Людова.

– Многие историки и политологи сегодня говорят о том, что польский профсоюз «Солидарность» в 1970—1980-е годы расшатал не только социалистический режим в Польше, но и весь соцлагерь во главе с СССР, поэтому, мол, надо было не предоставлять президенту Ярузельскому возможность самому разбираться в сложной ситуации, а ввести в 1981 году в Польшу войска. Что, на ваш взгляд, было бы при таком варианте развития событий?

– Была бы европейская война как минимум! Эти историки и политологи сегодня почему-то забывают об одной важной детали той поры. Когда внутриполитическое напряжение в Польше достигло апогея, страны Варшавского Договора начали большие военные учения в Прибалтике; был задействован флот, авиация, плавающие средства пехоты. И в этот момент, в воскресенье, в нарушение всех американских традиций, Рейган (в то время президент США. – Авт.) делает заявление о нейтронной бомбе, явно противопоставляя его этим маневрам. Однако маневры так и остались маневрами – никто в Польшу вступать не стал, хотя, не скрою, среди советского военного руководства были люди, которые говорили: «Давайте жестко вступать в Польшу!», а вот мы, журналисты, хорошо себе представляли, к чему может привести такое решение, и каждый по своей линии доказывали, что ввод войск в Польшу – безумие.

Ярузельскому же, с моей точки зрения, в Польше надо поставить золотой памятник как раз за то, что он взял на себя ответственность справиться со сложной политической ситуацией в своей стране и не стал звать на помощь Советский Союз. Другое дело, что если бы руководство Советского Союза повнимательнее следило за зарождением внутриполитических проблем в Польше, то эти проблемы и их последствия не стали бы откровением для наших политиков, как не были в свое время откровением даже для меня. Когда в середине 1970-х решался вопрос об отправке меня корреспондентом Гостелерадио в одну из европейских стран, я попросился в Польшу. Меня пригласили на собеседование в ЦК и сказали: «Погодите немного, мы отправим вас в Лондон», но я ответил: «Не хочу ни в Лондон, ни в Париж, потому что с этими странами у нас отношения всегда одинаковые: чуть лучше или чуть хуже, а Польшу скоро рванет так, что и нас обломками засыплет». На меня, конечно, посмотрели круглыми глазами: «Что ты имеешь в виду?» А я просто-напросто, готовясь к командировке в Польшу, много читал про эту страну, анализировал и сделал свои выводы. Позже один из беседовавших тогда со мной товарищей – Шишлин, к тому времени уже консультант Брежнева, приехал ко мне в Варшаву: «Слушай, а откуда же ты тогда все знал?!»

– Неповоротливость такого рода во внешней политике – следствие, в том числе, и геронтологических проблем у правителей позднего Советского Союза?