1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Михаил Гефтер: История – молодой, хотя из-за интенсивности кажущийся страшно долгим отрезок эволюции человека. В ней сделана попытка придать виду Homo sapiens особое а-эволюционное родство человечества. Сделав человечество единоосновным, в отношении к которому все сущее не более чем иновариант. Этого не вышло, и выйти не могло. А реакция на неисполнимость и противопоказанность попытки эволюционному существу двинула вперед идейных монстров-мутантов. В том числе и фашизм. В том числе сталинизм.

Глеб Павловский: Это не фашизм и не сталинизм, раз это возвращение к ним. Возвращение – не классика феномена.

Да, но возвращение перехватило инициативу! Неисполнимость вернулась оргией убийств. Потому что убийство остается крайней формой приведения людей к общему знаменателю. Но ты человек, и ты не хочешь под этот знаменатель. Ты македонец, но не хочешь быть сербом, ты чеченец, но не хочешь быть русским или россиянином. В этой крайней ситуации, при сдвиге сознания, который трудно объяснить, есть убийственное упреждение! Я чувствую его, и оно меня леденит.

Еще недавно я писал: надо пойти навстречу друг другу, друг друга понять, и из всего, в чем мы не совпадаем, извлечь пользу и импульс. Но сегодня вижу: не проходит! И тогда ссылаюсь на замечательный афоризм Витгенштейна: «Понимание есть частный случай непонимания». И говорю: давайте достигнем ясности в непонимании, пройдя вместе этап неизбежного непонимания… Какую личную задачу я при этом решаю? Может быть, задачу взаимности в непонимании.

Если не человечество, то что? Если был Homo myphicus и затем был Homo historicus, то далее будет третий человек? Может быть, это он возвращается в эволюцию на другом витке?

Вот именно, на другом. Это очень долгие циклы, и возврат в эволюцию, о котором ты твердишь, сам осуществляется внутри какого-то цикла. Это может быть местный зубец внутри исторического цикла, а то и вовсе возврат в мифическое.

Возврат к Myphicus явственно слышен. Если не считать миф вымыслом, если видеть его непосредственно космичным, что-то нас в него возвращает. Ты говоришь о возврате внутри цикла? Возможно. Но мне удобнее говорить о третьем человеке и его возврате в эволюцию.

Удобство – слабое основание для таких презумпций.

Я убежден, что вид не может долго существовать, делая акцент на единстве. Просто не может! Он задохнется от тесноты. Отсюда это ощущение тесноты, которое испытывают каждый по-разному в Европе, и мы испытываем, и в семьях. Но если мы перевыстроим человеческое существование, идя от различий как источника развития, что отсюда следует? История вытесняла различия, но не могла их вытеснить совершенно. И тоталитаризм нигде не осуществился вполне. Он скорее был упреждающим сигналом о неосуществимости человечества.

Когда тоталитаризм заявил себя уничтожением народов, а антитоталитаризм заявил себя атомной Бомбой, процесс приобрел новые очертания. Не будь Гитлера, не было бы Холокоста, а не будь Сталина, не было Великого террора. Персональные случайности, став агентами неумолимого процесса, обладают огромной самодетерминирующей силой. Они субординируют процесс целиком, и тому не выйти из рамок ситуации иначе, как действуя в ее пределах.

И все же процесс из рамок вышел – иначе где мы это обсуждаем, уже не в СССР, а в РФ? Пределы рухнули в 1991-м и упразднились. Мы имеем дело с историей вне берегов Ялтинской системы, то есть с другим процессом. И должны определить его цикл, а не навязывать чуждые рамки.

Вышел или, как ты же сказал, просто переменил форму? Процесс провинциализируется. Он размазывается по лику планеты, но пружина его, мысль, что можно уничтожить всех, как всякого, продолжает работать!

До определенного момента такой идеи нет и не может быть. С одной стороны, путь к человечеству шел через колониализм. Но в ХХ веке идея человечества достигла фазы, когда технически стало на повестку дня всеобщее самоубийство. Ну не бывало такого прежде! Видовое сопротивляется самоубийству. И мутации продолжались. Но для их опознания надо всмотреться в нечеткую ситуацию, на глубине которой мутирует древнее первоначало Homo sapiens.

Все, что мы видим сегодня, – агония идеи-программы Человечества. Агония типологии окончательных решений, Endlosung’ов, приведения всех к общему знаменателю. Агония единоосновности. Так мы хотя бы фиксируем проблему! А если сказать, что Беловежскими соглашениями мы вышли из этого состояния, проблему теряем.

031