1994

– Ну, кажись, все, – сказал Крушитель, милостиво не замечая древнего туалетного столика Эмили. – Док, вы часом не страдаете негативным подходом? – и он благожелательно поглядел на доктора Шаффера. – Я докладать должон, коли у вас негативный подход.

– Негативный подход? У кого? У меня?.. – оскорбленная невинность в исполнении доктора Шаффера больше походила на острый случай маниакально-депрессивного синдрома.

– Это вы мне бросьте, док, – начал Крушитель, словно говоря с несознательным четырехлетним ребен­ком. – Современней надо быть, ясненько? Я тут ваше барахлишко малость покрушу, а вам за то, глядишь, и 10.000 кредиток причитается. Как я вот кончу, вы топайте прямехонько в Комиссариат и прибарахлитесь. Вот вам и лучекроватка. И шестифутовый настенный экран, и кот-пылесос – и пылесосит, и песенки играет. А песенки – самые что ни есть попсовые. А еще и вместо барометра такая вещь – погоду предсказывает, шмотки по сезону выдает, и чуть чихнешь – таблетками кормит… Вот это прогресс. Кумекаешь?

– Действительно, прогресс, – сквозь зубы пробормотал доктор Шаффер.

– Ну и ладушки, – сказал Крушитель. – Щас мы тут порядочек наведем… Куды к фабрике калорий, док?

Глубоко вздохнув, доктор Шаффер повел его в кухню.

Там их уже поджидала Эмили. В этот миг она охотно променяла бы свою стройную, точеную фигурку на двести фунтов мяса и жира и профиль бульдозера. Она стояла перед полуантичной электрической стиральной машиной в надежде, что Крушитель ее не заметит.

– Как, – вежливо сказал Крушитель.

– Дела, – ответила Эмили, соблюдая нормы приличия, но от ее слов на всю кухню повеяло холодом.

Крушитель сделал вид, будто не замечает стиральной машины.

– Скажите, пожалуйста! – душевно порадовался он, – этот повар-шмовар так и сияет… Выбор диапазонов, инфра-тостер и hi-fi восстановитель вкуса… Достойненький ответ язве желудка!

Но, говоря, он украдкой подбирался все ближе и ближе к обреченной стиральной машине.

– Вы пропустили угловую панель, – с паникой в голосе воскликнула Эмили. – Это анабиозный отсек самой последней модели. В нем мы храним в состоянии онежняющей мясо комы двух гусей, пять цыплят, трех омаров и индейку… Мы хотим подержать индейку до самого Рождества.

Но ее попытка отвлечь неумолимый рок с треском провалилась. Ничуть не вдохновленный чудесами анабиоза. Крушитель неумолимо приближался к своей жертве. Его движение было так быстро, что миссис Шаф­фер даже отшатнулась.

– Как же так, миссис Шаффер? – промурлыкал Крушитель. – Ути какие мы непослушные! Чокнуться можно, это старье и впрямь стирает? да еще водой, а? И ради этакого хлама рисковать своей репутацией?! И чо только ваш психонал скажет?

– Нет, – в отчаянии умоляла Эмили. – Не ломайте ее, пожалуйста. Это семейная реликвия. Я знаю, она устарела, но…

Ее голос прервался, когда она увидела, как Крушитель одевает на свой молот специальную красящую приставку.

– И чо мне вам приписать, милая леди? – поинтересовался Крушитель со счастливой ухмылкой, – подкуп или попытку помешать выполнению моего долга?

Молот поднялся и опустился. Три раза. И после каждого удара на покореженных жестяных панелях оставалась броская надпись УСТАР. И каждый раз Шафферы вздрагивали, словно это по ним били тяжелым молотом.

– Милочка, – заявил Крушитель, разглядывая разбитую машину, – вот обзаведетесь вы ультразвуковой мойкой-стиралкой, помянете меня со слезкой на гла­зиках.

– Можете не сомневаться! – мрачно заверил его доктор Шаффер. – Лучше скажите мне, кто совершил ужасную ошибку, решив, будто бесчувственный олух вроде тебя является человеком? Теперь припиши мне призыв к мятежу, и я твоим же собственным молотом проломлю твой устаревший череп!

Эмили побледнела как полотно.

Крушитель безутешно вздохнул. Такая уж у него была судьба – нигде не находить понимания.

– Когда нас колют, – печально сказал он, – разве из нас не течет кровь? Когда нас щекочут, разве мы не смеемся? Когда нас отравляют, разве мы не умираем? А когда нас оскорбляют, разве мы не должны мстить? – “Венецианский купец”, третий акт… Не отчаивайтесь, док. Кто-то вот должон делать эту работенку. – Он плотоядно усмехнулся. – Ну-ка, поглядим, чего это там у вас ище… Ваш дешевый автомобильчик… Одна птичка вот скакала и сказала, дескать… он ждет-пождет моего дружка.

Победная улыбка озарила лицо доктора Шаффера.

– Будьте готовы к некоторому разочарованию, – объявил он. – Это стеклянный “Кадиллак” образца 1965-го года… если вы не знаете, всеми признанный раритет.

– Кто бы мог подумать? – Крушитель изумленно приподнял брови. – Готовьтесь к худшему, док. Стеклянный “Кадик” 1965 года только что объявлен ну совсем-совсем устаревшим. С ним теперича на дорогу ни-ни! Печально, а?