По моему распоряжению Эд обеспечил, чтобы все имеющиеся в наличии операторы, техники, костюмеры и актеры (кроме Нэша) явились на конный двор субботним утром на рассвете.
Я влез на деревянный стул, чтобы обратиться к ним, и, вдыхая свежий утренний воздух Восточной Англии, думал, откуда Шекспир взял, что слова Генриха V под Азенкуром слышал кто-либо, кроме рыцарей, стоявших ближе всех, если учитывать звон доспехов на всадниках и отсутствие микрофонов. У меня, по крайней мере, был мегафон - орудие, чрезвычайно хорошо знакомое моей аудитории.
- Я предполагаю, - произнес я громко, когда движение в толпе уменьшилось до беспокойного топтания на месте, - что большинство из вас читали вчерашнюю колонку «Жар со звезд» в «Барабанном бое».
Ответом мне были взгляды, кивки и множество саркастических усмешек. Но особого презрения я не заметил. По крайней мере, это уже кое-что.
- Как вы можете предположить, - продолжал я, - эта статья произвела плохое впечатление на наших работодателей в Голливуде. По счастью, продюсер заверил их, что все вы здесь делаете свое дело отлично. Кому-то из вас это может понравиться, кому-то нет, но Голливуд решил оставить меня на должности режиссера. Нэш Рурк сказал им, что фильм ему нравится. В итоге ничего не изменилось. Согласны ли вы с той характеристикой, что дает мне «Барабанный бой», или нет, но если вы хотите продолжать работать, то должны взять на себя обязательство отдать этому фильму все силы, какие сможете. Общая цель - создание хорошей, волнующей, способной приносить доходы картины - должна взять верх над любыми личными амбициями. Я хочу, чтобы в будущем вы имели возможность с удовлетворением говорить о том, что работали над этим фильмом. Итак, все возвращаются к своим обычным занятиям, что означает - грумы седлают лошадей, а все остальные работают по графику, выданному Эдом. О'кей? Хорошо.
Я опустил мегафон, слез со стула и повернулся спиной к толпе, чтобы поговорить с Монкриффом, стоявшим позади меня в качестве поддержки.
- Ну, ты им вкрутил, - с иронией произнес он. - Мы можем снять фильм о том, как делали этот фильм.
- Или написать книгу, - сказал я.
Наша звезда на женскую роль, Сильва Шон, пробиралась к нам через двор. Как обычно вне роли, она была одета в развевающиеся темные и широкие одежды до колена, внизу - высокие черные ботинки, вверху - шляпа фасона «угольное ведро», выглядящая как мягкий мятый цилиндр, натянутый до самых бровей. Она ходила широкими шагами и на большинство собраний являлась, вздернув подбородок, что на языке тела означало «унизьте-ка-меня-если-посмеете».
О'Хара строго предупредил меня, чтобы я не вздумал говорить ей комплименты, которые она может расценить как сексуальные домогательства. Я с трудом мог примириться с этим, поскольку прилагательные, естественно приходившие мне на ум, помимо «прелестная», звучали как «божественная», «очаровательная» и «сверхпривлекательная», но О'Хара проинструктировал: «Никогда не называй ее милой».
«Почему вы взяли ее, если она такая обидчивая?» - спросил я его, и он кратко ответил: «Она умеет играть».
До сегодняшнего дня ее участие в съемках в основном складывалось из замечательно откровенных сцен в спальне с Нэшем (под аккомпанемент стонов Говарда «нет, нет, нет»), которые мы отсняли на предыдущей неделе. Мы честно следовали сценарию Говарда в том, что касалось слов, но его разъярило то, что я оставил без внимания его требования - чтобы Нэш и Сильва произносили эти слова полностью одетыми. Он поместил их сдержанные любовные излияния в гостиную. Я перенес действие в спальню, оставив слова прежними, но вложив в них растущее физическое желание. Сильва без всякого смущения («тело - это естественно») позволила снять в приглушенном освещении ее наготу в ванной. Эти кадры участили пульс у многих, включая и меня самого. Желала она признать это или нет, но в игре Сильвы была чувственность, диаметрально противоположная имиджу, избранному ею для жизни вне экрана.
Последнюю неделю она отсутствовала в Ньюмаркете, завершая не подлежащий нарушению договор с кем-то еще, но в это утро готова была проехать на лошади по Хиту и продемонстрировать свое искусство наездницы, которым весьма гордилась. Как бывает почти во всех фильмах, мы снимали сцены не в хронологическом порядке: грядущая встреча тренера с женой Сиббера была их первой встречей, сначала абсолютно невинной, но в их глазах таился намек на развитие отношений в скором будущем.
Сильва неодобрительно произнесла:
- Я надеюсь, вы приготовили для меня хорошую лошадь.
- Она быстра, - кивнул я.
- И хорошо выглядит?
- Конечно.
- И неплохо натренирована?
- Я сам ездил на ней.
Без малейших комментариев она обратила свое едва ли не вечное неодобрение на Монкриффа, которого считала самцом-шовинистом, несмотря на его чудесную способность сделать даже самую уродливую женщину прекрасной на экране.