— Вот именно, раз оставил себе, надо узнать, что именно у него осталось. А как узнать — не имею понятия. Ведь если человек эти марки когда-то украл, он ни за что не признается!
Оптимист Павлик настаивал на своей версии:
— А может, и признается. Ведь это уже давно было...
Яночка вышла из себя.
— Ну и что! Думаешь, теперь может явиться к людям и заявить — глядите, какие у меня марки, когда-то я свистнул их у дядюшки, ну да это было давно, стоит ли вспоминать... Так по-твоему?
— Дядюшка его умер, может говорить, что марки он ему подарил.
— А у нашего дедушки сохранилось письмо, и этот дядюшка там написал — марки у него украли.
— И что с того? Дедушка ни в жизнь не станет об этом трепаться. Доносить не станет!
Подперев по своему обыкновению щеку рукой, Яночка глубоко задумалась. В чем-то Павлик прав. Баранскому совсем не обязательно обнародовать свою кражу, а о дедушкином письме он может и не знать.
Короче, мошеннику ничто не грозит, он действует свободно и даже нагло. И тогда узнать о том, какие у него марки, очень легко, достаточно заявить о своем желании кое-что из них у него приобрести. Для этого не обязательно быть взрослым, марки собирают люди всех возрастов.
— Ну, хорошо, — сказала Яночка, додумав до этого места и убирая локти со стола. Но тут ей что-то вспомнилось, и она добавила:
— Нет, постой! Погоди!
— Да я и так стою, — удивился Павлик. — И никуда бежать не собираюсь.
— Да нет, я только что собралась сказать тебе — едем на Бонифация!
— И что?
— И тут вспомнила, как пани Наховская велела нам держаться от этого Баранского подальше. Помнишь? «Держитесь от него подальше», это ее слова. Помнишь?
— Да помню, помню, не такой уж я склеротик! — рассердился брат. — Помню, конечно. И что из этого?
— Ох, и сама не знаю что. Павлик не столь серьезно воспринял предостережение пани Наховской.
— Нам совсем не обязательно сразу кидаться ему на шею, — наставительно заметил он. — Мы можем посмотреть на него издали. Хочешь — даже в бинокль. Это во-первых. А во-вторых, она уж очень была вздрючена, вот и сказала. Не кусается же этот Баранский. И не бодается.
Как оно часто бывает, замечание брата подтолкнуло творческую фантазию Яночки, и из нее так и посыпались версии, предложения, идеи.
— Ты прав, Баранского мы с тобой обязательно должны увидеть, и для начала издалека. И как можно скорее, придумай что-нибудь. А во-вторых, надо обязательно сообщить пани Пекарской о том, чем занимается Очкарик. Пусть что хочет делает, но доберется до оставленных пани Спайеровой марок и посмотрит, какие они, чтобы он не мог ничего заменить. Погоди, у меня и в-третьих есть. Хорошо бы подпустить к ней Зютека и посмотреть, что он попытается схимичить. — Ясно что, постарается всучить ей завалящую дрянь.
— Я хочу знать, какую именно дрянь. А пани Пекарскую предупредим, чтобы ушки на макушке... И надо скорей, может, он уже едет к ней!
— Сию минуту точно не едет. Уже полдесятого, а вряд ли пани Пекарская пригласила нашего Зютека к ужину. Но вообще ты права, надо нам с тобой пошевеливаться, медлить опасно.
Так что мы решим?
— Завтра же едем сразу в два места.
— Вместе?
— Да, а что?
— Не успеем. Эта проклятая школа... Я освобожусь только в четыре. А ведь вечером нам надо махнуть в аэропорт.
— О Боже, насмерть забыла! Ну хорошо, тогда я одна сразу же после школы поеду к пани Пекарской.
— А я сразу же после школы поеду на Бонифация. И Хабра возьму с собой. Не возражаешь? С пани Пекарской они уже знакомы, а Баранского надо ему показать.
— А вечером встречаемся в аэропорту.
* * *
Сначала Павлик ознакомился с обстановкой. Как уже говорилось, участок, на котором стоял дом Баранского, был угловым и граничил с двумя соседними. Один из них был совсем голым и ничем не огражденным, другой, напротив, окружен сеткой и весь зарос деревьями и кустами. Проникнуть на нужный участок можно было с двух сторон, и проще с той, где не препятствовала никакая загородка, но Павлик избрал второй вариант. Перемахнуть через сетку — плевое дело, зато потом скроешься в зарослях, а на том, первом, будешь весь как на ладони.
Все эти рассуждения были чисто теоретические, пока мальчик не собирался никуда проникать, пока его задачей было лишь знакомство с Баранским. Ну, не совсем знакомство. Требовалось увидеть этого человека, эту темную лошадку, хотя бы посмотреть на него, а для этого — дождаться, когда Баранский вернется домой или, наоборот, выйдет из дома. В особняке кто-то был, об этом свидетельствовали приоткрытые окна и свет в одном из них. Спускались сумерки, и это позволяло надеяться на то, что, выходя из дома, хозяин зажжет лампу над входной дверью, и тогда Павлик сможет его рассмотреть.
Быстро темнело. На улице зажглись фонари, но, как всегда, большинство из них не горело, и к сожалению, как раз те, что находились поблизости.