– С меня, кэп, – скупо, с достоинством, произнес Бык. – Спасибо.
Капитан Ристалище спрятал кредитку куда-то в недра своего противоперегрузочного панциря, хлопнул Быка по плечу и промолвил:
– Спасибу свою, сынок, в кормовой клюз спрячь. Мы с тобой в космосе, в космосе простой правильный человек "спасибо" не любит. Ты пилот, и лихой пилот, наш человек, но жизни ты не знаешь и караваны не водил. А в космосе как? А в космосе так: тебя покорежит – тебя браток бортом прикроет, ну коль кого другого, – так и ты крючок с трассы заложишь на SOS, не покобенишься. Понял? Жизнь!
– Понял, – сказал Бык. Он ненавидел поучения, но сейчас его чуть слеза не прошибла. Какие потрясающие, глубокие чувства, растрогано думал он. Настоящие работники пространства, настоящие мужчины с большими мозолистыми ладонями, с привычными к недостаточности атмосферы на борту легкими, с отечными от перегрузок лицами и с широкими благородными душами!..
– Ну, давай, походили, – сказал капитан Ристалище и отдраил (ручным способом) круглый люк в переборке. Бык полез за ним по решетчатому тоннелю, проложенному в брюхе пустого сейчас балкер-трюма в обход гравитационных объемов грузовика; именно поэтому в тоннеле царила невесомость. Коридор был длинен, метров триста, так что у Быка нашлось достаточно времени, чтобы удивиться, как это он позавчера умудрился преодолеть тоннель меньше, чем за минуту, и еще Бык обстоятельно подумал, почему бы конструктору не расположить шлюзовую камеру поближе к пилотской кабине, какие к этому могли быть противопоказания и резоны… Получалось, что при швартовке грузовик подходит к стыковочному узлу бортом, чуть ли не кормой… На полпути капитан Ристалище задержался и осмотрел какие-то приборы на выступавшей в тоннель консоли, с подвешенным к ней на подозрительных суставчатых облезлых световодах монитором. "Держит…" – удовлетворенно пробормотал капитан и продолжил движение. В носу у Быка свербело от пыли, губы обветрились от жесткого кислорода грузовика, немного побаливала голова. Дышать на грузовике было уже почти нечем.
Капитан Ристалище долго возился, устанавливая в требуемое положение фейдеры на консоли потрескавшегося от старости комплекса контроля перепада в шлюзовой камере. Бык с изумлением взирал на датчики: они показывали всего тридцать процентов герметичности внутри переходного рукава, когда капитан взялся за обмотанный веревкой штурвал наружного люка. Заметив округлившиеся глаза Маллигана, капитан хохотнул: "Отставить травить, дитя высоких технологий! Датчики давно засорились, врут, как школьник про пубдом! Подвинься, задену." – и стал с натугой, используя массу своего тела, вращать штурвал против часовой стрелки. Бык не поверил, но обозначавшего декомпрессию характерного шипения не было. Бык успокоился. Люк открылся, в сумраке за ним мерцали гибкие осветительные шланги. Внутренность переходного рукава напоминала внутренность шланга от пылесоса "Сатурн". Не отрывая рук от штурвала, капитан Ристалище сказал:
– Выходи, сынок. Капитан с судна сходит опосля всех.
Бык полез в переходник. Он находился на расстоянии полуметра от свежевыкрашенной поверхности приемного люка, ведущего непосредственно на территорию "Братска", когда люк затрясся, в два приема с чпоканьем отвалился назад, и из ослепившего Дона дневного света выдвинулись навстречу ему две правые руки, схватили Дона за воротник и рванули.
– Явился, херловый утюжник! – услышал насмерть опешивший оперработник Аякс Маллиган торжествующий выкрик дуэтом. Маллигана перехватили двумя левыми руками за грудки, поставили перпендикулярно переходнику и, не говоря больше, чем было сказано, двумя правыми, освободившимися, кулаками, с промежутком в полторы-две миллисекунды, смазали по лицу. Так как Бык имел жесткую ось вращения (его продолжали держать за грудки), то следующие пять миллисекунд он поворачивался вокруг нее, в оконцовке застыв вниз головой – по отношению к встречавшим.
– Погоди, Карбид! – сказали вдруг в вышине. – Это не он. Ботинки не его. А где же он?
– А какая разница? – был ответ. – Одно и то же.
– А ты не прав, Карбид, – сказал первый голос. – Воздавать
Слушая эту зловещую галиматью, Дон приходил в себя, и не задерживаясь на точке абсолютного хладнокровия, долженствующего свойствовать профессиональному аяксу, быстро вскипал. Психотерапевтами Школы Аякс давно было подмечено: качество и эффективность реакции Школяра Маллигана на каждую данную ситуацию, впрямую зависели от наличествующей внутри ситуации социальной среды. Коротко говоря, проститутку с пистолетом Дон обезвреживал совершенно иначе, чем даму королевской крови и с королевским же образованием, с пистолетом же. В конце концов противопоказанием к службе психотерапевты эту особенность Школяра Маллигана не сочли, так как она существовала у него синхронно и коррелированно со знаменитым "непредвзятым реагированием", и оперативное поведение Школяра Маллигана во всех предложенных ему тест-тренингах было фантастически эффективным.