Читаем 2. Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е полностью

Последние фразы Автор уже додумывал в полном сознании, очнувшись на середине сна и не желая упускать интересного сюжета. Но сюжет дошел до крайней точки: терять голову не хотелось, а иного выхода Автор не видел. Вполне приемлемое продолжение могло найтись вновь только в сфере «подпольного кино» сновидений, ведомого туманными мотивами свободного «хеппенинга». Автор закрыл глаза, мысль его сосредоточилась на плахе, словно в ней заключался ответ…

На листе бумаги нарисован человечек. Голова изображена кружочком, туловище — неровным эллипсом, руки и ноги — палочки с пятью ворсинками на каждой. Это Лапенков. Рядом портреты его закадычных приятелей — Генки, Альки и Женьки. Они также состоят из кружочков и палочек. В руках у них палочки потолще — мечи. Вокруг — пестроцветные деревья, дома с курящимися трубами, в густых кустах прячутся враги. Нет, это не кусты — враги побеждены в бою и справедливо исчирканы карандашом. Неподалеку — танки с предлинными зеббами. Тоже зачеркнуты.

Женька делает выпад, но я его отбиваю.

Деревянная шпага остраИ коварна, как жало змеи.Пусть не «газель», но «танку»Детство себе сочиняет.

Потерь среди нас нет, но есть приобретения. Например, у меня на указательном пальце вздулся огромный желвак. Лето кончается, поэтому я вскоре вернусь домой, в город, с перебинтованной рукой, с «ячменем» в глазу, с дурным настроением и страхом перед началом школьных занятий. Тогда на одном из уроков я вновь незаметно нарисую в тетрадке себя и своих друзей. Уже отчетливо проступают лица, мы становимся непохожими…

Почем килограмм воспоминаний? А кто торгует килограммами? Так тяжело найти свой собственный грамм, гран, свою грань. Хорошо, если гран настоящий, грань не затерта в этом скопище чужих и чуждых граней. В раковине, с трудом вытащенной со дна, не жемчуг, а комочек грязи. Ей не грозит расставание с морем. Хорошо быть комочком, пусть даже грязи, он естествен, неуязвим, безбрежен в среде себе подобных. Бессмертен…

В плахе заключался ответ. Твердый, конечный, как восклицательный знак: точка отделена от линии коротким промежутком, как бы подытоживая самое себя. Она неплоха, эта плаха, она восхитительно хороша, она совершенна. Кружочек расстается с эллипсом и с палочками, прошедшими свой жизненный путь. Торжество геометрии.


Автор проснулся вялый и потный. Ему снились очертания изломанных фигур, какие-то пятна и еще что-то, чего он не мог уже вспомнить. Он долго пил слабый чай, попробовал закурить, но во рту стало так противно, что он с отвращением швырнул сигарету в ведро, стоявшее в углу. Взглянул на себя в зеркало и остался недоволен. «Вот след медведя…» С такой рожей, конечно, никуда не попрешь. Больше придумать было нечего, он отыскал в бедламе ручку и вырвал лист из конторской книги.

«Портрет и автопортрет Автора»

Рост: полтора-два метра.

Лоб: густой, вьющийся.

Нос: прямой, орлиный.

Глаза: неразборчивые.

Зубы: о зубах ниже.

Шея: веселая, дружелюбная.

О зубах я обещал рассказать ниже, но ниже у меня есть и более интересные части. Например, ноги. Ну, что сказать о ногах? Их у меня ни много, ни мало… А впрочем, не все ли равно? Расскажу лучше об ушах. Уши, на мой взгляд, даны не для того, чтобы щеголять ими, а для слушания музыкальных произведений. Я отвечаю им преданной заботой, каждый день стираю их и выковыриваю серу которая идет на спички. Спички, правда, не столько горят, сколько воняют, но ведь это первые опыты, к тому же об ушах не спорят.

Вот все, что я о себе хотел сказать. Передаю теперь слово своему другу Великому Магу, или, как я его любовно называю, Шарлатаниусу.


ВАСИЛИЙ СКУКИН, АГЕНТ 02 С ПРАВОМ НА ЮРОДСТВО:

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербургская проза (ленинградский период)

Похожие книги