2. Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е

Контуженный, думала бабка Матвеевна Фроська, жалея монарха.

Весь обносился, похерил обувку, поэтому лапы раскисли топтать утомленную почву.

Бродяга содержит ораву друзей-прихлебателей, так они сами сказали, мол, ихняя шайка на шее поводыря.

Такой сердобольный мямля.

Борьке лекарствия дал, облегчая по кашлю.

Борька ночами дохает — ужас один это слышать, а слышно.

— Ты где, продолжаем урок. — Илларион оглянулся на Бабалайкина. — Повтори мне, что мы прошлый раз изучали, попка-дурак.

— Их изучали. — Борька смотрел испытующе нагло.

— Сколько там их у тебя, подсчитай.

— Здесь эта по номеру первая, да?

— Ты не мнись, урок отвечай. Мда.

— Здесь эта шестая по номеру.

— Как она сразу шестая? Которая?

— Кто ближе четвертой валяется посередине.

— Стоп! У тебя, дорогой негодяй, сплошь ошибки. Где третья?

— Вам она, что ли, родня? — Балайкин отлынивал от устремлений сотрудничать искренне.

— Пятую вовремя надо назвать или нет?

— И седьмую? Съел их, а были…

— Мошенник!..

— И сплыли…

— Сразу же проворовался!.. Примкни к остальным и послушай… Все, несмотря на существенный зуд естества, послушайте вдумчиво, прыщики!.. С этой минуты ваша провинция покорена, вы согласны?.. Хотите ко мне под эгиду? Под иго? Спасибо, ребята. Мое государство, куда всей деревней поштучно, подушно, пошкурно беру вас, орлы-мужики, под уздцы на поруки, мое государство, чтобы вы знали, Страна Лизоблюдия, краше других… Там, у других, обострение противоречий. Понятно? Здесь у меня, куры-бабы, живем иначе. Страной правит аристократия, наука. Сейчас объясню, что такое наука… Наука накаркала цивилизацию, предусмотрела паяльник и поезд… Эй, Борька, сочти, сколько верст у тебя до Парижа по железной дороге пешком… А пока, предлагаю, запомните день обнимания вашей деревни с империей!.. Дескать, юлило, запомните, здешнее солнце, густо росла на блины беспризорная рожь, а старуха… Старуха зачем еще здесь?.. Ей пора провалиться…

— Нет, я по грудям обращаюсь! — ответила бабка Матвеевна Фроська. — Болят окаянные. Борька по кашлю с удушьем устал, а меня доконают они.

— По грудям? — Илларион аж отшатнулся. — Кто тут еще по грудям? Я хочу жрать, а не тискаться.

— Жрать, а не тискаться! — повторили нахалы.

— Попрежде потеха. — Монарх извлек из-за пазухи странную вещь и прищурился, слушая, как она звякала будто бы шпорами в окна. — Потеха, согласно закону, положена после торжественной части на митинге.

— Время потехи, время потехи! — завыли нахалы. — Где ваше солнце, деревня?

Странная вещь у монарха в руках напоминала гранату на ремешке — монарх отверткой ногтя царапнул ее механизм, она не взорвалась.

Илларион изуверски прищурился:

— Видите, сколько чего?..

Вещь оказалась ахти какой псевдогранатой по типу своей конструкции.

— Где ваше солнце? — пытали нахалы деревню.

— Заглядывает иногда по средам, — ответствовала со вздохом обиды на солнце деревня. — Вот оно, кстати.

— Редко заглядывает, а наши часы на посту день и ночь! Они день и ночь ударяют удары, считая течение жизни. Жизнь отстает, а часы — никогда.

— Долго мне ждать окончания прений? — хмыкнул ехидно монарх. — Я теперь ихнее солнце.

Кодла забегала бесами перед очками начальства. Прилюдную критику приняли все хорошо, как укол острия между ребер. Являя готовность исправиться, каждый спешил отличиться.

— Где там указ о порядке потехи? Стране покажи.

— Вы сами возглавите читку? — Ближайший по штату нахал и хранитель указа мгновенно поднес его монарху.

— Возглавлю, но документик испорчен изрядно. — Монарх обнюхал указ. — Изрядно листки твоей торбой пахнут.

— Убрать?

— Убери, сам огласишь эту вонь.

— Усек.

— Оглашай помаленьку.

— Граждане! Для воспаления плоти…

— Болван или кто?.. Для воспаления?.. Для воспарения… Для воспарения… Для вос-па-ре-ния!..

— Для вос-па-ре-ре-ния?.. Запоминающе… Граждане, действительно, для воспарения плоти на сушках указывается…

— Надо же так исказить! Еще сушки! Где сушки? Там — иначе. Не плоти на сушках, а плоти насущной… Пора в эмиграцию…

— Да, да…

— Что «да, да»? Мне пора в эмиграцию?..

— Да, на каких еще сушках, если тут оно сказано — как уточнили. Для воспарения плоти насущной народу ввести по стране комендантские дни потехи.

— Ввести насовсем, — обнадежил общественность Илларион.

— Особые самоуправные дни расточительства, пьянства, разврата.

— Разврата! — выкрикнул, очумевая, монарх.

— И дни кумовства, хвастовства, мордобоя, — перечислял исполнитель указа далее.

— Все равно каждодневно крадете, но календарные дни воровства, календарные дни вас обяжут — упри по закону…

Деревня соборно вникала в указ.

— И будут еще впереди фейерверки, где сможете бить у соседей носы, потому что простому народу как удовольствие против обыденной жизненной прозы нужны всевозможные праздники, — польстил, искушая деревню, хреновый хранитель указа в архиве зловония торбы. — Мне продолжать?

— Открой-ка, минуя страницу, параграф эротики.

— Пятый? Публично дозволены секс и насилие без одеяла. Как объявили потеху, не мешкайте, хватайте за попу… Знаете, попа где?.. Показать им?

— Обойдутся, пусть они сами додумают это.