2. Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е

В сумерки, когда белесый туман медленно полз по дорожкам сада, Настенька часто выходила из дому и, встав под окнами, думала, что она — дерево.

Так и минуло детство, а когда она пошла в школу, случился конфуз.

— Кем вы хотите быть, дети? — спросила учительница и, заглянув в журнал, вызвала: — Авдюхин!

Из-за парты встал симпатичный, немного похожий на бегемота мальчик и басисто сказал:

— Летчиком!

— Молодец! — похвалила его учительница и назвала следующую фамилию: — Аверькин!

Дети хотели быть милиционерами и врачами, моряками и водолазами, космонавтами и пожарниками, и все шло хорошо, пока палец учительницы не уперся в Настенькину фамилию.

— А я хочу быть деревом… — простодушно сказала она.

— Почему деревом? — удивилась учительница и, оторвавшись от классного журнала, внимательно посмотрела на Настеньку.

— Оно зеленое… — улыбаясь, ответила та. — В нем жучки живут, птички разные… Самолеты над ним пролетают…

— Голубушка! — перебила ее учительница. — Мы все знаем, что такое дерево. Ответь нам, пожалуйста, какую профессию ты выбрала для себя, а дерево — это не профессия.

— Я знаю, — грустно сказала Настенька. — Но я так хочу быть…

— Кем? — перебила ее учительница.

— Деревом… — повторила Настенька и заплакала.

После этого ее вызывали к директору, но и там Настенька не отреклась от дерева, и ее стыдили и грозились не принять в октябрята.

— Ты уже совсем взрослая! — говорили ей.

— Я знаю, — отвечала Настенька. — Но так хочется быть хоть немножко деревом.

— Какая же ты бессовестная! — ругались Настенькины родители, которых тоже вызвали в школу. — Мы стараемся, растим тебя, а ты никем не хочешь быть.

— Ну, как же! — торопясь и забывая проговаривать слова, оправдывалась Настенька. — Я хочу быть дере… с ветами, во мне бу… жить пти… мошки…

И снова ее ругали и стыдили, и только морщинистая старая бабушка спросила:

— Каким ты хочешь быть деревом, внученька? Березкой? Вишенкой?

— Ой, какая ты глупая, бабушка! — вздохнула Настенька. — Я ведь сказала: я хочу быть просто де-ре-вом…

И бабушка отвернулась от нее, прижимая к губам уголок косынки.

Впрочем, скоро от Настеньки отступились.

Шли годы.

Взрослела Настенька. Взрослели мальчики в ее классе. Взрослел Авдюхин и все меньше походил на бегемота…

А потом и школа кончилась, и Настенька поступила в институт, где ее учили строить деревообрабатывающие станки и машины…

Она училась вместе с Авдюхиным.

Отношения между ними были хорошими, но дружба не завязывалась, только здоровались при встречах, и чаще Настенька наблюдала за своим школьным товарищем со стороны.

От других знакомых и узнала она, что Авдюхин женится.

Она долго плакала в тот день, уткнувшись лицом в подушку, а вечером встала с кровати и вдруг вспомнила, что она — дерево.

Настенька торопливо собралась и последней электричкой уехала в дачный поселок.

Была уже ночь.

Крупные звезды висели над станцией. За высокими, темными заборами сонно перелаивались собаки.

Настенька не стала заходить в дом, сразу прошла в запущенный сад и, сбросив плащ, встала среди деревьев.

Ночь была долгой и сладкой.

Шершавая кора медленно охватывала ее. Томительно набухали на ветвях почки.

Еще помня себя, Настенька хотела переступить, чтобы встать ближе к дому, но ноги уже не слушались — навечно срослись они с землей.

Родители долго искали Настеньку, но ни милиция, ни всесоюзный розыск ничем не смогли помочь.

Им оставалось теперь только стареть в горьковатой тишине запущенного сада.

А скоро Настенькиного отца — он был крупным начальником — перевели в другой город, и он продал дачу.

Продал Авдюхину, тому самому молодому человеку, в которого так больно была влюблена Настенька.

Авдюхин за эти годы сильно изменился: пополнел, полысел, сделался очень хозяйственным. Он долго бродил по саду и прикидывал, что вот здесь у него будет клубника, здесь — огурцы… Авдюхин тяжело вздыхал — сад был старым, запущенным, и требовалось расчищать его.

Долго Авдюхин стоял перед Настенькой и все не мог понять: какое это дерево? Потом махнул рукой и решил, что надо срубить его.

Дерево срубили, но тень от его ветвей осталась на земле, и в этой тени не росли ни огурцы, ни клубника.

А скоро Авдюхина вызвали в школу. Оказалось, что его сын-первоклассник объявил, что хочет быть озером.

— Оно такое ясное, светлое… — говорил он и плакал.

Авдюхин выдрал сына ремнем.

1976

Страх

Цыганка сказала — он бояться не должен…

Таким и ро́стили.

Он и не боялся ничего. Не боялся темных комнат, не боялся один ходить в лес. Огня не боялся. Воды. Не боялся рассказов детских, жутких, где умирает у девочки мать, умирает отец и зовет пятерых подружек девочка, а из пола торчат пять пальцев. И уходит одна подружка — и только четыре пальца, и уходит другая — и три… А когда уходит последняя, нет больше пальцев, только на полу словно бы кровь запеклась.

Нет! Не боялся и, как девочка эта, сам бы спустился в подполье и пошел бы искать разгадку странному, будоражащему кровь страху. Не боялся…