Поездка домой на Куценкинской машине расслабила, прохладный душ расслабил еще больше. Сейчас хотелось выпить две рюмки водки с горсткой черных маслин, лечь на диван, запустить какой-нибудь корейский фильм и не думать ни о чем.
Приход чертовой Коровкиной нарушал планы, отсрочивал вечернюю сиесту.
Просунувшись между столом и стеной, Панин вслепую щелкнул выключателем пилота, нажал кнопку на системном блоке, желая показать внезапной посетительнице, что он занят и не намерен рассиживаться за разговорами.
Потом повернулся вместе с креслом и пропел:
– Я не Надя, – возразила Коровкина. – Я вообще-то Настя.
– Про конфеты спасибо, что напомнили.
Сверкнув черными коленками, она поднялась, вышла в переднюю, пошуршала в пакете и вернулась с коробкой довольно дорогих шоколадных конфет.
– Вот. Это вам.
– Зачем? – пробормотал Панин. – Зачем тратились, вообще-то Настя?
– Затем. Я хоть и деревенская, но понимаю, что с пустыми руками в дом не приходят. Держите. Это вам.
– За какие такие заслуги? – уточнил он, приняв коробку. – Я же вам ничего хорошего не сделал.
– Можете сделать, если захотите.
– Товарищ… то есть госпожа Коровкина…
– По мне лучше уж гражданка. Мне до госпожи еще шагать и шагать.
– Ну ладно, пусть гражданка. Так вот, гражданка Коровкина, вы не вполне четко понимаете ситуацию, – проговорил Панин, вспомнив свои профессиональные обязанности. – У нас есть апелляционная комиссия, обращайтесь туда.
– Ага, обращусь, – девушка невесело кивнула. – Прямо сейчас.
Она снова села на диван.
– Я не такая дура, какой вам кажусь…
– Дурой вы мне не кажетесь, – автоматически перебил он.
–…Я все уже узнала. Апелляции принимаются только по письменным работам.
– По устным тоже, если постараться. Но…
Федор Иванович Куценко-Шаляпин говорил, что не бывает неразрешимых проблем.
Но у этой девчонки вряд ли было много денег.
Будь их достаточно, она бы заранее наняла репетитора, после которого элементы школьной программы отщелкивались от зубов.
И потому Панин промолчал.
– Но кто у меня примет? – продолжила Коровкина. – Я все формулы помню наизусть – но тупо, как овца, объяснить ничего не могу. Что поделаешь, если в школе ничему не учили. Я же из деревни приехала.
– Да я это понял уже, – смягчаясь, сказал он. – Еще там, на экзамене. Личико у вас слишком свежее для города.
Панин упомянул лицо, но сам подумал про черные колготки со светлым платьем.
– Ну так вот, – сказала Настя. – О чем я и говорю. За два часа я рассказывать не научусь. С дневным отделением пролетела, как фанера над Парижем. Теперь осталось заочное. А там те же экзамены.
– И что?
– Да ничего. Просто я хочу, чтобы вы со мной позанимались, подготовили…
Он вздохнул.
– Я вам заплачу, – добавила девушка.
– Заплатите, конечно, – он кивнул. – По стандартной таксе, за каждое занятие. Цену узнавали?
– Да, в абитуре все всё знают. Когда можно будет начать?
– Когда… – Панин на мгновение задумался. – Да хоть завтра.
– А сегодня – нельзя?
– Сегодня… – он потер лоб.
Усталость вдавливала в кресло.
Когда занятие было обусловлено заранее, он умел настраивать себя на долгую работу, а сегодня напрягаться не хотелось.
– Куда гнать? Раньше начнем – раньше забудется. Завтра. Приходите часов в пять. Заниматься будем два академических часа, то есть до полседьмого… Возьмите тетрадку и ручку, остальное есть у меня. Понятно?
– Понятно, – ответила Настя, не двигаясь с места.
– Что-то еще? – спросил он.
– Да нет, ничего… Конфеты вот в холодильник положьте, а то они подтаяли.
– Конфеты? Ах да, конфеты… Напрасно вы тратились, я вам ничего хорошего еще не сделал.
Панин понял, что начал повторяться.
– Мне эта ваша… Галина Сергеевна сказала, что вы сладкое любите, я вот и решила…
– Люблю, да, – признался он. – И…
В гостиной повисла тишина.
Компьютер давно загрузился, тихонько гудел, на мониторе стояла умиротворяющая картинка – лиловый закат над лесом и облака, отражающиеся в зеркальной глади озера, на берегу которого стоял огромный дом, где жили невидимые счастливые люди.
Закату предстояло упасть, пока тянулся летний вечер.
Девушку стоило проводить до двери, а самому наконец выпить водки, раздеться и лечь на диван.
И остаться в спокойном одиночестве.
–…И раз уж вы сюда ехали, как вышло только для разговора, – продолжил кто-то за него. – И раз еще и гостинец принесли, то… То как вы относитесь к тому, чтобы выпить кофе? С вашими конфетами?
– Я кофе вообще-то не пью. То есть не пила никогда. У нас дома кофе не водится. Если чаю разве.
– Ну чаю так чаю. Идемте на кухню, а тут включим кондиционер.
– А жена ваша не вернется, нас не застукает?
Девчонкин голос звучал спокойно, Панин не сразу сообразил, о чем идет речь: мысли текли по другому руслу, вились около экзаменов и последних летних заработков.
– Жена не вернется, – не сразу ответил он.
Девушка молчала выжидающе.