20 000 лье под водой

– Вы увидите, сударь, как это вкусно! Это даже не хлеб, а пирожное, которое тает во рту! Если не попросите добавки, я больше не король гарпунеров!

Спустя несколько минут наружная оболочка плодов обуглилась. Изнутри проглянула белая мякоть, похожая на хлебный мякиш. Должен признать, что это было просто превосходно по вкусу, и я ел с большим удовольствием.

Мы запаслись впрок плодами хлебного дерева, а попутно срезали несколько связок спелых бананов и удивительно крупные ананасы, собрали плоды мангового дерева.

– Надеюсь, теперь вы удовлетворены, друг мой Нед? – спросил Консель, кряхтя под тяжестью ноши.

– Вся эта зелень не может заменить доброго обеда, – ответил Нед. – Это всего лишь десерт. А где же суп и жаркое?

– В самом деле, – сказал я, – тут один король гарпунеров обещал угостить нас бифштексами, но, видимо, угощение пока откладывается!

– Сударь, – отозвался канадец, – охота еще впереди! Наберитесь терпения! Рано или поздно дичь даст знать о себе.

– Скорее поздно, – насмешливо бросил Консель. – И все же нам не следует слишком удаляться от берега.

– Действительно, ведь мы обязались к ночи быть на борту, – сказал я.

На обратном пути мы пополнили наши запасы листьями капустного дерева и зелеными бобами, которые малайцы называют «абру», и нагрузились до отказа.

В пять часов пополудни, сложив в шлюпку нашу добычу, мы отчалили от острова и через полчаса пришвартовались к борту «Наутилуса». Странное дело – никто нас не встретил. Огромная стальная сигара казалась совершенно пустой. Однако в каютах нас ждал ужин, и мы, освободившись от ноши и плотно поев, улеглись спать.

На другой день, 6 января, на судне ничего не изменилось. Ни малейших признаков жизни. Шлюпка по– прежнему покачивалась у борта, и мы решили, поскольку нам никто не препятствует, снова посетить остров Гебар. Нед Ленд надеялся, что на этот раз охота окажется более удачной, чем накануне.

Когда взошло солнце, мы уже были в пути. Шлюпка, увлекаемая прибоем, вскоре пристала к берегу. Высадившись на сушу, мы с Конселем решили положиться на охотничий опыт долговязого канадца и безропотно последовали за ним в другую часть древнего леса.

Теперь Нед Ленд вел нас вглубь западной части острова. Вскоре мы оказались на поросшей травой равнине, окруженной великолепным лесом. Миновав эти луга, мы приблизились к опушке молодого леса, откуда доносились птичьи крики и слышалось хлопанье множества крыльев.

– Да тут одни только попугаи! – огорчился Консель.

– Друг мой Консель, и попугай сойдет за фазана, коли есть нечего! – рассудительно сказал на это Нед.

Редкий лесок остался позади, и мы вышли на поляну, местами заросшую кустарником. И тут мне довелось увидеть великолепных птиц в оперении поразительной красоты, которых я тотчас узнал.

– Райские птицы! – вскричал я.

Нед Ленд попытался подстрелить хотя бы одно из этих удивительных созданий, но, видимо, острогой он владел лучше, чем ружьем, и только истратил впустую множество зарядов. Малайцы обычно ловят райских птиц иначе – обмазывая ветви деревьев особым клеем.

К одиннадцати часам утра мы миновали гряду холмов в центральной части острова, но так и не подстрелили никакой дичи. Голод уже давал о себе знать. Но тут, к великому удивлению самого Конселя, ему удалось двумя выстрелами обеспечить нас завтраком. Он подбил пару жирных голубей, которых мы проворно ощипали и, насадив на вертел, стали жарить на костре из сухого валежника. Пока голуби жарились, Нед готовил плоды хлебного дерева, а затем мы уплели все подчистую.

– Ну, а теперь чего вам недостает, Нед? – спросил я канадца.

– Четвероногой дичи, мсье Аронакс, – отвечал Нед Ленд. – Голуби хороши на закуску. И я не успокоюсь, пока не подстрелю что-нибудь подходящее для жаркого!

Через час мы оказались в зарослях саговых пальм, из-под наших ног то и дело выскальзывали змеи, к счастью, неядовитые. Райские птицы улетали при нашем появлении, и среди них я заметил редчайший вид, который малайцы называют «солнечная птица». В длину она достигает тридцати сантиметров, а в ее оперении изысканно сочетаются светло-коричневый, пурпурный, бледно-желтый и сверкающий темно-каштановый цвета.

Лишь к двум часам дня Неду Ленду посчастливилось подстрелить небольшую лесную свинью, которую туземцы называют «бари-утанг». Нед был так горд своей удачей, словно загарпунил кита рекордных размеров. Канадец наскоро освежевал свинью, сраженную электрической пулей, выпотрошил и нарезал полдюжины бифштексов к ужину.

Затем охота возобновилась, но кроме нескольких сумчатых зверьков, похожих на кенгуру, Неду и Конселю ничего не удалось добыть. Канадец заявил, что кенгуру – превосходная дичь, особенно в тушеном виде, но я позволил себе в этом усомниться.

Около шести часов вечера мы вновь вышли на берег моря. Шлюпка стояла на прежнем месте, а в двух милях от берега виднелся неподвижный силуэт «Наутилуса», напоминавший новоявленный риф.