20 лет парламентаризма в Санкт-Петербурге (Издание второе)

Во-вторых, не будучи постоянным органом Ленсовета, счётная комиссия формировалась сызнова для каждой сессии, а сессии, в свою очередь, созывались ежеквартально, если не чаще. Поэтому формирование счётной комиссии превратилось в дежурную процедуру в первый день пленарного заседания. Это замечание применимо также к секретариату и редакционной комиссии. Вместе с тем, счётная комиссия работала также и в Малом Совете, заседания которого проходили дважды в неделю. Таким образом, этот временный элемент представительного органа власти действовал почти постоянно, хотя пребывание в счётной комиссии для депутата никак не вознаграждалось. За исключением, конечно, морального удовлетворения и уважения коллег.

В задачи счётной комиссии входили, прежде всего, проведение тайных голосований бюллетенями, контроль за корректностью голосования руками и «кнопками», отслеживание порядка регистрации депутатов на сессионном заседании и наличия кворума для принятия решений. Эти, нехитрые на первый взгляд, обязанности требовали от членов счётной комиссии таких качеств, как дисциплинированность и трудолюбие, спокойствие и уравновешенность, знание арифметических действий в пределах сотни, политического бескорыстия и, наконец, честности. Не все выдержали экзамен по этим критериям.

Так постепенно персональный состав «счётчиков» и стабилизировался. В счётную комиссию чаще других попадали депутаты В.В.Борисова, Н.Г.Головина, М.Г.Голубев, И.В.Емельяненко, Ю.В.Кротов, В.М.Лёгкий, В.Г.Лобач, С.А.Павлов, Н.И.Пашина, А.П.Сазанов, Н.Е.Фирсова (кстати, математик по образованию).

Последние два года Ленсовета (уже в Петросовете), меня постоянно включали в состав счётной комиссии, а комиссия избирала меня то своим председателем, то секретарём. Это обстоятельство даёт мне право, спустя почти двадцать лет, напомнить читателям несколько поучительных моментов из практики счётной комиссии высшего органа государственной власти Санкт-Петербурга.

Кто в Совете всех смелее?

Весной 1991 года ко мне обратилась группа товарищей, обескураженных тем, что, не взирая на подавляющее большинство депутатов, избранных при поддержке Ленинградского Народного фронта и иных демократически ориентированных избирательных блоков, никак не удавалось принять решения, сколько-нибудь ускоряющие экономические реформы или поддерживающие политику либералов.

Скажем, избрали мы своим председателем Анатолия Собчака, рафинированного телевизионного трибуна, ниспровергателя престарелых кремлёвских партократов, а он тотчас же ополчился на своих коллег по Ленсовету, дистанцировался от депутатской «фронды», взял себе в помощники – это в 1990 году показалось бы парадоксом – офицера КГБ!

Другой пример. В течение года не получалось даже включить в повестку дня сессии такой, смешно сказать, очевидный пункт, как возвращение городу его исторического названия. Собчак был не согласен, а демократы никак не могли набрать большинства по данному вопросу.

Что происходит в Совете, спрашивали меня недоумевающие радикалы, как объяснить такой разброд и шатание в массе внешне вполне демократично настроенных депутатов? Многие вопросы пытались «продавить» поименным голосованием, но именно от частоты таких голосований и пестроты мнений у почти четырёх сотен депутатов, у всех аналитиков, что называется, зарябило в глазах. Возникла полная путаница. Никакой возможности опубликовать все голосования у Ленсовета не было. Да и смысла в этом не виделось, поскольку избиратели всё равно ничего бы не поняли, «не врубились» бы в тему того или иного депутатского спора. А, значит, и не смогли бы по достоинству оценить роль своего избранника в лоббировании или «закапывании» того или иного решения.

В это время мне, как биологу по образованию, пришла идея воспользоваться своим знанием нумерической таксономии, которую разработали для систематики бактерий микробиологи, и вычислить коэффициент радикализма (политической смелости) для каждого члена Ленсовета. Почему депутаты «шатаются» и «разбредаются», я, конечно, на основании такого исследования сказать не смог бы, но в какую сторону и на какое расстояние отклоняется депутат, определить попробовал.

В качестве основы расчётов я, как член счётной комиссии, истребовал в секретариате списки всех поименных голосований 8-й сессии (май 1991 года), и не торопясь, да Богу помолясь, стал «вбивать» итоги голосований в компьютер. Пришлось и эту, новую для меня технику, изучить. Ведь получившуюся матрицу из 30 голосований по более чем трёмстам депутатам обсчитать вручную и в одиночку было бы чрезвычайно занудно!