20 лет

Чем же оказалась встреча через двадцать лет на самом деле. Я пришёл вовремя в простой, но праздничной одежде, подчёркивающей мою стройность, отсутствие ожидаемого у многих живота. Ещё по пути встретил хирурга из области, который абсолютно не изменился, я узнал бы его даже в темноте. Мы влились в толпу ожидающих на площадке у ресторана «Престиж», ещё в мою бытность хирурга областной, традиционном месте для встреч медиков. Все, кого я сразу увидел делились на две категории: либо совсем не изменился или совсем не знаю кто это такой, возможно со мной не учился. Последних было около 10-20 человек и их не знал не только я. Это была какая-то группа, что бродила меж потоками факультета и часто меняла прописку на курсе. Все они казались чужими и не подходили почти ни к кому. Они же в последствии больше всех напились, шумели и было похоже, что это какая-то другая компания, другой юбилей. Первая и главная группа, что не изменилась как будто прошло пять, а не двадцать лет была относительно единой и очень дружно настроенной. Со своей бородой и лысиной я мог претендовать на приз самому изменившему внешность. Многие не верили, что я порыжел, совсем не поседел, не потолстел, отмечали сходство с молодым Ульяновым, рассматривали с любопытством. Оказалось, что пришедших впервые много. Как мы обсудили с одним однокурсником, которого я собирался избегать, непонятно из-за каких тараканов в моей голове, на десять лет у него, у меня, у многих произошёл какой-то заскок, сильное нежелание приходить на встречу. На десять лет многие не пришли не потому что были заняты, а потому что не хотели приходить. Я сам признался в этом, сам подтвердил, что и с моей стороны это было сложно описываемое подсознательное решение, которое сегодня я мягко назову заскоком. В противоположность моим ожиданиям все знакомые со мной раньше проявили ко мне живой интерес, да и я искал внимание калининградцев, брянцев, калужан и других, включая людей с кем совсем мало съел студенческой каши. Общался и с девушками, и с теми, с кем никогда не выпивал, не делился мыслями. Оказавшись за столом с ранее неприятными мне халявщиками и волейболистами, скрытными лентяями и алкоголиками, я вдруг обнаружил, что не испытываю к ним неприязни. Гармония во мне победила все предрассудки. Да и с их стороны шёл позитив, желание как-то изменить баланс сил, успокоить старые осколки в мягких тканях. Один из них, представляя меня своей новой жене и вовсе охарактеризовал меня так приятно, что я удивился его дипломатии и не стал искать в ней подвоха, ответил тем же и уверил, что у неё лучший супруг на планете. Прошлые барышни из коллектива тоже не изливали желчь, хотя парочка ко мне так и не подошла. Другие восторженно вспоминали все наши выкрутасы и репетиции самодеятельности, поездки с концертами по глухим сёлам во времена выборов местных депутатов. На минуту я забыл, как зовут Настю, но она замечательно тонко подсказала мне, а Эльвира показала видео 1998 года, где мы танцевали на сцене главного учебного корпуса еврейский танец, фирменный прикол нашего коллектива. Мои тогда длинные белые волосы под кипой смотрелись очень смешно. Все на несколько минут стали родственниками и я понял, что напрасно недолюбливал часть из них. Меньше эгоизма в те годы не повредило бы, только время не вернёшь. Перемещаясь между компаниями курящих и пьющих, я старался быть естественным, самим собой, помня, как иногда я умел выпендриться во время учёбы. Пять-шесть раз пришлось вкратце рассказать, чем я занимаюсь, моя профессия и место работы оказались редкими в тусовке. Практически все из семидесяти человек работали врачами и не свернули с той дороги на которой оказались, встав из красных кресел после клятвы-рэпа от Аркадия. Многие добились повышения, сменили профессии на более узкие, совмещали на кафедрах окрестных ВУЗов, но всё же оставались в русле практической медицины. После каждого обхода сокурсников с новыми и новыми разговорами о семье и работе я возвращался к Мите, с которым так и не подружился близко в те годы, но всегда имел к нему пиитет. Ухаживая за его будущей женой, я оставил попытки во многом из-за того, что конкурентом был Митя. Он не изменился абсолютно. Необходимость седоватой бородки, как и я, он объяснял тем, что иначе выглядит слишком молодо, что для главного врача больницы не так здорово. По множеству слегка задетых тем я продолжал видеть всё того же студента, с кем хотел дружить в 90-х. Во многих беседах дошло до обмена телефонами и здесь меня удивили калужане, патанатомы и судмедэксперты, из числа тех студентов, что мало общались со мной, буквально пару раз пересеклись на сейшенах шестого курса. Вся их небольшая группа по очереди мило со мной говорила и это было очень приятно, как будто я какой-то особенный гость. Армэн, звезда ТВ и Инстаграмм, поразил меня воспоминаниями о том, как я объяснял ему японские алфавиты, след остался навсегда. После того как я похвалил его за те каналы, что он ведёт и его читательскую активность, он вдруг сказал, что всё время, что он меня знает, я кажусь ему очень умным и очень грустным. Из уст психиатра это звучало с особенным акцентом, стоит ли мне стараться развеять его мнение? Мол не так умён, как должен и не так грустен, как кажется. Не думаю, что у Армэна моё объяснение что-то поколыхало. Из действительно грустного, узнал, что ещё пара человек умерло. Сам же вынужден был рассказывать о судьбе Светы и Марины, повздыхать про Аркадия. Получилось, что я проговорил умерших студентов несколько раз за вечер, так как из нашей группы кроме Коли никого не было. А Коле, уверен, было насрать на них. Он же уже в лёгком опьянении, отозвал меня на разговор и похвалил за то, что как он решил сегодня со стороны, я стал нормальным человеком, приятным и нужным. Не то что я представлял из себя раньше. Высказался по некоторым острым темам нашего прошлого. Мне пришлось признать, что его правда-матка во время совместной учёбы была не так плоха, но притворяться, что Коля стал мне родным и дорогим я не стал. Не знаю, была ли возможность учиться в лучшем коллективе, в другой группе, но наша, мне не подходила. И действительно, дешёвая тайна окружающая наших даже самых адекватных однокашников очень портила память о них. Не приехал никто, также и из тех, кто громче всех обещал. Смоленский Василий, мощный как медведь и дипломатичный как герцог, ставший снова организатором банкета отыграл на пять. Я отдельно перед уходом поблагодарил его, знал бы что будет так, пришёл бы раньше и в другие годы тоже. К немалому удивлению пришла Назарова, я был готов деньги поставить, что не придёт. С ней тоже было приятно обняться и хохотать. Нас объединяла долгая дружба, отмеченная рок-н-роллом, роддомом, лечением родственников, но и развилка, расставание ввиду смены круга общения, приоритетов. Одним из самых неожиданных впечатлений стал разговор со старостой параллельной группы. Лору, мне показалось, мало заметили и она досрочно ушла. Фотографировалась скромно, сидела далеко, ничего не ела. Однако кроме странной дёрганой старосты с обидой на весь мир я увидел в ней специалиста-акушера, надежду её города, искреннего и скромного врача. Какой-то комплекс сидел в ней по-прежнему, отчего-то она неоднократно подчеркнула, что у неё есть семья и муж чуть-чуть младше. История с её студенческим женихом ли тому причина? Его самого не было, что очень странно, он как декан мог бы и возглавить организацию смоленской встречи. Андрей пел песни вовлекая в караоке поддатых мужчин. Он всё так же вёл вечер со сцены как на четвёртом и поздних курсах и от этого казался чужим на празднике, наёмных рабочим, в перерывах кушающим рыбу в заливке в углу зала. Он-то давно покончил с медициной и с тех пор навидался праздников по поводу встреч всех возможных специальностей. Актёр и певец угощал нас хитами и настроением. Много-много кивков и коротких разговоров. Прислонения к чужому разговору. Улыбки повсюду. Жаркий день тянулся и на закате было всё так же невыносимо без кондиционера. Но я всё же постоянно выходил на улицу, поскольку мои курящие сотрапезники были там, беседы велись там, а «Ленинград» в исполнении Андрея был слышен на весь район. Онлайн подключение Маринки из Германии и ещё кого-то из тридесятого царства было оригинально задумано, но утонуло в звоне бокалов. Совсем никто не вспомнил англичанку Рыбкину, только моя жена, когда я пришёл домой спросила о ней. Как они там при капитализме? Скучают ли по халяве и пирожкам столовой? Попрощался я только с Васей, Митей и Эльвирой, заодно нечаянно узнав, как дела у их общего друга, сидевшего с памперсами и двумя удивительно маленькими для двадцатилетнего юбилея детьми в Московской области. Ушёл я ещё по жаре, одним из первых, вслед за четой Соловьёвых. Мельком заметил сильно пьяного Костю, которому собирался сдаться со своим варикозом и отвратительного распущенного Огурцова с его гоголевским носом, что так хотел быть урологом двадцать лет назад, а стал… Кем он стал? Я даже не спросил, виноват. Сейчас же приближаться к его парам взрывоопасно. Он словно вчера закончил мединститут, законсервировался, заспиртовался. Вова ушёл в соседний магазин, обгоняя меня, хотя всего было вдоволь. Может быть хочет удивить старых друзей водкой с золотыми хлопьями, а скорее всего кончились любимые сигареты. Курит ли он всё ещё «Казбек», живёт в палатке? Выйдя из облака табака висевшиего над «Престижем», я неспешно пошёл пешком домой. Мне хотелось ещё раз зафиксировать увиденное и понять от чего сегодня мне было так приятно всех видеть. Отчего мне было так спокойно и легко говорить с ними. Что это был за прекрасный день.