#20 восьмая

Это было нечто. Гладкий, шёлковый, снежно-белый, изящный, манящий к себе изгиб женской спины, открытой ниже талии, обвитой серым шифоном платья, — и две влекущие ямочки. Те самые ямочки, которые смотрятся на женских бёдрах, как вишенки на торте. У меня даже глаза запотели. Интересно, тут в ресторане есть тёмный уголок, который сдают в таких случаях? Я бы выложил годовую зарплату, чтобы сейчас затащить Ларионову туда. Нет, две. Вру. Ничего я не выложу, потому что Ларионова мне в руки не пойдет, а любой мой демарш воспримет как попытку открытой агрессии. А значит, мой предыдущий план увлечь её в танце в разговор про то, что её «слили» в «Ирбис», заранее обречен на провал. Ну и что же мне теперь делать, как подцепить её? И тут мне в голову приходит одна мысль. Не скажу, что хорошая, но — талантливая.

Мысленно поблагодарил Сиротину («и всё равно выкину её на улицу пинком под зад».) Пока Кристоф усыплял всеобщую бдительность, наклонился к бармену. Прошу сделать два коктейля. Один — томатный сок с водкой. Другой — «мартини» с соком. А теперь главное обстряпать всё очень быстро. Отставлю свой виски, иду к сладкой парочке Аверина&Ларионова. И, надо сказать, как раз вовремя иду, потому что вышколенная обслуга «Krebsegaarden» хватает подносы и начинает разносить шампанское для гостей.

— Света, Лена, девочки, разрешите за вами поухаживать, — голосом старика-развратника пою я. Аверина радостно оборачивается. Ларионова холодно косится на меня из-за плеча и начинает пятиться.

— Алексей Михайлович, — восторженно шепчет Света, — ты… вы не забыли, что я не люблю шампанское, а предпочитаю…

— … томатный сок с водкой. Да, — говорю я, — я помню.

Протягиваю бокалы. Аверина с улыбкой подхватывает свой. Ларионова подозрительно смотрит в другой стакан.

— Лен, там только апельсиновый сок со льдом, — неприязненно бросаю я. Но, судя по глазам Ларионовой, она мне не очень верит.

— Ах, подождите. Я же свой бокал забыл, — хлопаю себя по лбу, хватаю со стойки первый попавшийся мне стакан (кажется, «баккарди»). — Ну, девочки, за здоровье. И — за твою презентацию на круглом столе, Лена, — с значением говорю я, а сам думаю: «Вот только попробуй сейчас не выпить со мной. А не выпьешь — залью в тебя силой. К тому же порция алкоголя там маленькая, только на “уложить младенца спать”, а не тебя, взрослую ба… женщину. А когда выпьешь, расслабишься и перестанешь шарахаться от меня, то мы поговорим о “подставе”.» Прочитав в моих глазах обещание прилюдно надрать ей зад в случае отказа от брудершафта, Ларионова вздыхает, точно у неё сегодня последний ужин с семейством Борджиа. Неохотно подносит сок с «мартини» к губам. Тянет носом, мгновение — и у неё распахиваются глаза.

— Нет, я такое не буду, я… — начинает она.

— Что такое? — Поймав её взгляд, как в ловушку, сунул «баккарди» Авериной и, пока Светка хлопала глазами, перехватил руку Лены. Направляю её стакан к её губам. А другую свою ладонь завожу ей на талию. Пользуясь тем, что её зад… d.h.[9], её бэкофис прикрывает барная стойка, прижимаю руку к тому самому месту, где талия переходит в плавный изгиб бёдер. После чего расчётливо заезжаю пальцем за кромку шифона и поглаживаю место, увенчанное ямочками. Это прикосновение — одно из лучших ощущений, которые я когда-либо испытывал. И Ларионова тоже, судя по всему: она открывает рот, как рыбка, вытащенная из воды, покрывается алым румянцем и выкатывает на меня потрясённые глаза.

— Вы… вы… — ахает она.

— Тихо. Пей лучше! — Я непринужденно смеюсь, надавливаю пальцем на ямочку, что вызывает на атласной спине Ларионовой миллион бойких мурашек, после чего аккуратно заливаю в рот Лены остатки того коктейля, который стоило бы назвать не «мартини» с соком, а «одна из самых гадких проделок Алексея Андреева».

— Я… мне же пить нельзя, — кашляет Ларионова.

— Правда? — фальшиво соболезную я. — Но тут же совсем мало. — Ларионова чуть не падает. — Ах, какая неприятность, — продолжаю я, поглаживая её спинку. — Бармен, видимо, что-то не так понял. Я-то просил один с чистым соком для тебя. А что, тебе действительно пить нельзя?

Ларионова с убитым видом кивает. Аверина уставилась на неё, потом перевела взор на меня. Со стуком отставила бокалы на поднос подлетевшего к ней официанта и уперла руки в бока.

— Алексей, ты что задумал? — шипит этот питерский аргус в юбке.

— Ничего, ничего. Мне надо на свежий воздух, — шепчет моя жертва в шифоне.

— Лен, я с тобой! — Аверина кидает на меня выразительный взгляд («ну и сволочь ты, Лёша!») и помогает Ларионовой пройти через зал к выходу. Краем глаз замечаю, что с ними увязывается и та, рыжая …

А теперь последняя комбинация. Самая наглая и абсолютно честная. Я иду к Кристенссену, кивком головы отзываю его в сторону. Кристоф, ошарашенный моим амикошонством, невольно подчиняется и делает шаг ко мне. Потом соображает, что, вообще-то, хозяин тут он, и цепенеет.