200 дней до приказа

бросил Фахрутдинов. – Там во дворе злая мамаша. Короче, не хочет она

выходить на связь с местной цивилизацией, трубу постоянно бросает…

– А может, это сама Лена трубку бросает, – откуда вы про маму

знаете? – засомневался Соколов.

– Сокол, ты достал! – разозлился Нелипа. – Тебе же сказали:

неделю назад письмо от Лены было!

– Слушайте, есть вариант ускорить процесс! – снизошло на

Соколова озарение. – Ротный же сказал сегодня, что по результатам

проверки лучшие пойдут в отпуск! Вот и надо из Бабулы сделать

«лучшего из лучших»! «Зе бест оф»!

– Не, ну при таком раскладе, Сокол, как говорят в рекламе:

«Привет, мозг!» Идея принимается, а дальше – дело техники! – Сержант

хлопнул Бабушкина по плечу. – Поедешь в отпуск! Десять дней тебе

во, – показывая на горло, – как хватит! – поддержал Нелипа.

– Так до отпуска всѐ ещѐ может навернуться без отката, –

засомневался Бабушкин.

– Значит, будем параллельно проводить телефонные атаки! –

утешил Фахрутдинов. – Не может быть, чтобы мамаша из дома не

выходила. Прорвѐмся! Лишь бы на почту попасть.

– Всѐ, завязали! – проснулся в Нелипе сержант. – Всем спать и

видеть эротические сны!

– Николай Николаевич, забыл спросить – ты тѐщу-то встретил? –

Староконь и Зубов на крылечке штаба подводили итоги уходящего дня.

– А куда я денусь с подводной лодки? Встретил, конечно, теперь

самое тяжѐлое впереди… Вот, вечером с одной работы на другую пойду.

Как говорится: «Есть такая профессия – тѐщу развлекать».

К смеющимся офицерам подошѐл совершенно не весѐлый

Кудашов.

– Товарищ майор, у меня рапорт по поводу вчерашней выходки

Нелипы и Фахрутдинова. Если вы не в курсе, разрешите доложить?

217

– Мне Александр Степанович уже доложил.

– Тогда разрешите всѐ изложить в письменной форме! Я считаю,

что подобные выходки…

– Павел Наумович, давайте не будем выносить сор из избы!

Любой проверяющий только и ждѐт от нас подобной писанины. В свою

очередь я даю вам слово – виновные будут наказаны со всей

строгостью! Обещаю!

Молодые бойцы второй роты, совершенно ошалевшие под утро,

были выстроены в казарме, дабы внимательно выслушать сержанта

Гунько.

– Так вот, по итогам проверки части лучшие поедут в отпуск! А

какая рота у нас в части самая лучшая?

– Вторая! – проявил смекалку Папазогло.

– Ответ правильный! А кто у нас в роте лучший?

– Фахрутдинов! Он быстрее всех автомат разбирает! – два раза

подряд Папазогло смекалку не проявлял.

– Ответ неправильный! А правильный ответ такой – лучший боец

нашего подразделения – это рядовой Бабушкин! О причинах такого

служебного роста я вам уже говорил, два раза повторять не буду. Ясно?

В ответ Гунько услышал тишину…

– Не слышу!

– Так точно! – ответила рота.

– В общем, мужики, с сегодняшнего дня никакого разделения на

«дедов» и «духов» – фигачим все! Это чтобы вы на будущее усекли, что

есть дела общие. «Сегодня бросили меня – завтра бросят тебя!»

Папазогло!

– Я!

– Вижу, что ты! Ты же у нас один такой. Вот спросят тебя завтра:

«А кто это такой красивый боевой листок выпустил?» Ты что ответишь,

Папазогло?

218

– Я!. То есть, нет – Бабушкин!

– Молодец! Вырос в моих глазах на два сантиметра! Короче,

объявляется героическая бессонная ночь по уборке расположения!

Вопросы есть? Я не слышу, вопросы есть?

– Никак нет, товарищ сержант!

Даже у подвига должны быть рамки. Рамкой героической уборки

казармы сегодня был дневальный Нестеров.

– Атас! Командир!

В течение нескольких секунд от попытки глобальной уборки

казармы остался лишь включѐнный свет – и тот погас с едва ли

заметным опозданием. Бойцы, все как один, уснули. Вероятно, это был

уникальный случай массового засыпания.

– Дневальный! Почему в казарме свет гори… горел? – Зубов точно

знал, что с ума он ещѐ не сошѐл и в тѐмную казарму проверять, отчего в

ней горит свет, не пошѐл бы абсолютно точно…

– Никак нет, товарищ майор! Не горел! – попытался убедить

Зубова Нестеров.

– Да я своими глазами с улицы видел!

– Не могу знать, товарищ майор! Вероятно, показалось!

– Показалось? – внимательно присмотревшись к казарме, майор

наконец-то нашѐл, что искал. – А в Ленинской комнате – Ленин

работает?

Если Ленин и работал, то в другом помещении – из красного

гранита, здесь и сейчас творил, быть может, будущий вождь – солдат

Бабушкин. Дедушка скромно дорисовывал боевой листок. Собственно,

дорисовывать там было нечего – Папазогло всѐ сделал ещѐ днѐм,

однако майору Зубову открылась картина, о которой втайне мечтает

каждый офицер российской армии.

– Бабушкин?! Ты что здесь делаешь? – грозно начал допрос с

пристрастием майор Зубов.

219

– «Боевой листок» рисую, товарищ майор! – вытянулся перед

командиром части Бабушкин.

– Чего-о?! – Зубов глазам своим не верил. – «Духи» спят, а «дед»

листок малюет? Или ночью в казарме всѐ местами меняется? По

волшебству? А, Бабушкин?