200 дней на юг: автостопом из Москвы в южную Африку

— Закон этого парома такой, что в машине может ехать только один водитель. Все остальные люди должны заходить на паром пешком, покупая билет за 100 шиллингов. Возьми.

Я так и сделал, и, приобретя билет, переправился на другой берег, где в грузовик подсели и все наши вчерашние пассажиры. Интересно, если бы моей целью был спортивный автостоп, является ли это спортивным или неспортивным поведением? Наверное, наш друг В.Шарлаев избежал бы платного парома и переправился бы через речку заранее на "нерейсовой" лодке-долблёнке, которые сновали по реке в изобилии.

Мы ехали целое утро. Узкая песчаная дорога шла извилисто, а по сторонам её росли манговые деревья, все усыпанные плодами. Опять, как и вчера, вдоль дороги попадались люди, люди, люди, несущие корзины с фруктами, канистры с водой и другие ценные предметы. Наконец, достигли некоего поворота: водитель уходил с трассы налево, в Килву.

Мы тепло попрощались, я приобрёл на перекрёстке несколько бананов и тут же — о чудо! — стоял, поджидая пассажиров, следующий грузовик на юг. Нехорошо, что я с бананами, надо теперь вежливо предупредить о своей безденежности. Подбегаю к водителю с бананом наперевес.

— Здравствуйте! Угощайтесь бананом! Куда вы едете?

— В Мтвару, — отвечал водитель.

— О, как хорошо! — отвечал я. — Довезите меня, пожалуйста, до Линди! Только платить нечем, у меня есть деньги только на бананы! — предупредил я.

Водитель улыбнулся, я залез в кузов и вскоре грузовик тронулся, увозя меня и ещё каких-то женщин, сидящих в кузове на мешках.

* * *

Грузовик оказался очень шустрым. Мы ехали почти без остановок — только если кому-то надо было выйти или, наоборот, садился новый пассажир. В один из таких моментов машину окружили дети, протягивающие нам красивые корзинки, сплетённые из листьев. В каждой корзинке было килограмма полтора небольших спелых манго.

— Миа, миа, миа, миа! — кричали они наперебой, пытаясь продать сии комплекты всего лишь за миа (100) шиллингов. Но желающих не находилось.

— Хамсини, — проворчала толстая тётка, сидящая рядом со мной. И, о чудо, цена сразу упала до хамсини (50) шиллингов. Пассажиры обзавелись сими не бывало дешёвыми фруктами и в пути угощали меня ими.

"Вот так оно и начинается, — думал я, вспоминая неких улетевших из Аддис-Абебы товарищей, — немытыми руками немытые манго, а потом…"

Местность была заселена. То и дело попадались деревни и целые посёлки, причём в каждом населённом пункте была церковь, а чаще несколько. Большие, капитальные церкви выглядели довольно запущено. Я предположил, что в далёкие 1950-60-70-е годы деятели Ватикана собрали некую большую сумму на просветительскую и миссионерскую работу в странах Африки, и на всю эту сумму понастроили шикарных каменных и бетонных церквей. Но дальше дело хистианизации не пошло, церкви сии не пользуются спросом. Мечетей здесь значительно меньше, и не такие роскошные, но видно, что все они посещаются, все "в работе".

Наступил вечер. Трасса на юг вела вдоль моря. Слева над морем поднялась полная луна и отразилась в гладких чёрных водах Индийского океана. Так ехали долгое время. Наконец, вдруг, на повороте — вдали мигнули и показались тысячи огней (в большинстве, как оказалось, керосиновых) — вот он, там, город Линди!

Когда начался асфальт и город и грузовик остановился, я покинул его. Попрощался с водителем и отправился лицезреть ближайшую церковь, одну из нескольких монументальных церквей, что украшали сей город. Две англоговорящие танзанийки вызвались выкликать сторожа, и мы подошли к вратам.

Церковный сторож, которого тётки звали "аскер" (это означало "солдат", а вовсе не специалист по попрошайничеству), лысый, грустный, с маленькой головой, в которой не содержалось ни одного английского слова, но почему-то в длинном, почти до земли, фраке, вышел ко вратам. Лунный ветер дул с моря, и чёрный фрак сторожа развевался, делая сторожа похожим на грустного ангела тьмы.

Сторож впустил меня во двор и позвал священника (строгого англоговорящего мужчину лет сорока). По непонятным уже мне причинам тот не захотел вписывать меня на территории церкви, поручив сторожу отвести меня в иное место, где мне будет, якобы, предоставлен ночлег. Грустный сторож повёл меня через весь город, что мне не понравилось, и привёл меня в какой-то хотель, что мне понравилось ещё меньше. Посовещавшись с дирекцией хотеля, сторож вышел ко мне с ещё более грустным лицом и развёл руками. Я понял, что затея по вписыванию меня провалилась, и, не найдя никого англоговорящего, пошёл искать другие церкви.