По дороге нас подобрала двадцатилетняя француженка, работающая в Кении из романтических соображений. Она оказалась специалисткой по сельскому хозяйству. Хотела поехать работать в Афганистан или хотя бы в Пакистан, но там женщина может быть только доктором, а в сельском хозяйстве можно работать только мужчинам. Вот и поехала в Кению. Узнав, что мы из России, француженка много расспрашивала нас. Я рассказал о нашей стране, о севере, бесконечных снежных просторах зимой, о машинах, проезжающих по зимникам 200 км в день, о далёком Магадане и о посёлках на холодном побережье… Она загорелась! Так что, как истечёт её контракт в Кении, вполне возможно, что она поедет в Россию (её интересуют не цивильные места, а наоборот). Француженка много расспрашивала нас. Хороший ли Путин? На Западе говорят, что он плохой, потому что из КГБ. А Горбачёва все на Западе любят, а у вас? А правда, что учителя и врачи получают маленькую зарплату? А остались ли ещё не потревоженные цивилизацией ландшафты, как в Кении? Я заверил её, что есть и получше и побольше, чем в Кении, только слонов нет — климат не подходящ.
Хоть и хотела нас француженка везти дальше, в Найроби, — но всё же мы вышли в Макинду и пошли на обед и на помывку в наш любимый теперь уже сикхский храм. Опять нас кормили. Вообще, самые сообразительные индусы сбежали из Индии во все другие страны мира и теперь проявляют полезные свойства, средним индусам не свойственные.
Вечером мы направились на ужин в харчевню одной из редких притрассовых деревень. Эта деревня называлась Султан Хамуд. Мы попросили хозяев вскипятить наш котелок с чаем; нас угостили и бесплатной жареной картошкой. Пока мы ужинали, сидя на скамейке на улице у сей харчевни (внутрь идти не хотелось, там жарко и мухи), вокруг стайкой бегали кенийские англоговорящие детишки. Увидели большой котёл с чаем, закричали по-английски:
— Дай мне чай! Дай мне чай!
— Давай чашку! — отвечал я.
Дети, действительно, нашли чашку и мы угостили их чаем. А потом они отыскали печенье и угостили нас. Сильно отличаются от своих эфиопских сверстников, которые кричат только «ю-ю-ю», а как ещё пообщаться с иностранцем, не ведают.
Во двор харчевни вошла очень полная молодая женщина, на самом пределе полноты, когда женщина может ещё считаться красивой. На лбу у неё был ремень, а сзади, за плечами, у неё была коробка с бананами. Хозяин выбрал из короба три банана для нас, помог нацепить короб обратно, и женщина пошла разносить бананы дальше. Да, это совсем не Эфиопия, там такого не случалось!
Хозяин предлагал поставить нашу палатку прямо во дворе едальни, но там было сыро и грязно. Поэтому мы поблагодарили его, попрощались, ушли далее по дороге и уже в вечерний поздний час заснули в чьём-то огороде типа вчерашнего.
Все деревни между Найроби и Момбасой очень маленькие, по нескольку домов, магазинов и столовых. Локальный транспорт эти деревни почти не рождают. Нам застопилась дальнобойная легковушка, ехавшая из Момбасы в самую Танзанию, в Арушу. Водитель, сперва спросивший о деньгах, сразу передумал, и вместо своего поворота на Танзанию довёз нас до самого Найроби, сделав большой крюк; а там, в столице, мы вскоре обрели машину до почтамта.
На почте, в отделе "До востребования" обнаружилось письмо от родителей. То самое, которое не удалось получить на прошлой неделе. Я сел отвечать на него, а в это время А.Мамонов отправился искать посольство Замбии — узнать, сколь дёшево и легко выдаётся там виза всем желающим. Желание посетить Замбию, зародившись когда-то, никак не покидало его.
Пока я сидел на почте и ждал напарника, неожиданно встретились нам Олег Сенов и Сергей Лекай! От них мы узнали новости. На следующий день после нашего отъезда из Аддис-Абебы туда приехали Вовка Шарлаев и Олег Костенко. Эти героические люди впервые в истории науки проехали из Ирана через Оман — Йемен — Джибути и таким образом попали в Эфиопию, обогнув Судан и не пользуясь рейсовым транспортом. Гриша Кубатьян прилетел домой самолётом, добрался из Москвы до Питера и уже там вновь попал в больницу.