2000 №2

Принципиальный скачок произошел позднее, в период от пятидесяти до десяти тысяч лет назад. В этот период примерно за 30 тысяч лет был достигнут больший прогресс в технике, образе жизни и возможностях мышления, чем за 1,7 миллиона лет предшествующего развития. Именно в это время «мысль, еще совсем юная, окончательно освобождается, запечатлевается на стенах пещер. Новые пришельцы приносят с собой искусство — еще натуралистическое, но удивительно совершенное И благодаря языку этого искусства мы впервые можем проникнуть в сознание исчезнувших существ, кости которых извлекаем. Удивительная духовная близость, вплоть до деталей! Древнейшие обряды, изображенные красной и черной краской на стенах пещер Испании, Пиренеев, Перигора, не повторяются ли они в наши дни в Африке, в Океании, даже в Америке? Но это еще не самое важное. Мы можем ошибиться, интерпретируя на современный лад отпечатки рук, ритуальные изображения заколдованных бизонов, эмблемы плодовитости… Но мы не можем ошибиться, когда в совершенстве передачи движения и силуэтов обнаруживаем у художников этого отдаленного периода наблюдательность, воображение, радость созидания — эти цветы сознания, способного не только размышлять, но и прекрасно размышлять о себе самом». Так пишет об этом периоде истории Тейяр де Шарден в «Феномене человека».

Раненый бизон. Наскальная роспись, сделанная около пятнадцати тысяч лет до новой эры.

Многое время спустя на смену образно-наглядному изображению событий в передаче информации приходят «стилизация» — первая письменность на базе картинок-миниатюр (у шумеров и египтян) и, наконец, «алфавитизация». Первый алфавит создают финикийцы в начале I тысячелетия до новой эры. По выражению Ф. Кликса, алфавит «побеждал как завоеватель», распространяясь по миру по мере расширения торговых контактов. С тех пор возникло много разных алфавитов, но принцип, взятый за основу при создании первого из них, за прошедшие 3000 лет не изменился!

* * *

Таинственная недосказанность Египта, чудо Греции, роскошь Рима и сменившие их века варварства. а потом — снова радость и буйство красок Возрождения На более коротком и близком к нам отрезке времени и пространства — «золотой» и «серебряный» века нашей русской литературы И вот теперь сменивший их век разномастных «шоу», пронизавших наше общество снизу доверху: век легкой музыки, легкой литературы, легких отношений, легких, ничего не значащих слов и обязательств. И уже только слабые огоньки высоких чувств, высокого искусства теплятся где-то в тени, почти никому не нужные, не поддерживаемые никем, кроме силы собственного духа, внутренней потребности быть Человеком

Природе понадобились сотни миллионов лет, чтобы шаг за шагом пройти путь от одиночных нервных клеток до сложнейшего, уникального мозга человека — мозга, подаренного каждому из нас щедрой судьбой И еще многие и многие тысячелетия потребовались самому человеку, чтобы подняться от первобытного состояния к высотам разума, науки, искусства. Неужели возможна сдача позиций, завоеванных с таким трудом?! Неужели мы так легко согласимся с возвращением в наше общество приоритета чисто биологических потребностей заботы о еде, одежде, размножении? Без них нет жизни — кто же спорит! Но неужели мы в погоне за ними дадим погаснуть огням истинно человеческого — высокого интеллекта?!

В «Письме о театре» созданном в один из тяжелейших периодов нашей истории (19 сентября 1917 — 3 апреля 1918 года). Александр Блок пишет «Государству ничего не стоит при каком угодно режиме закрыть двери театров так же, как и двери университетов. Это маленькое движение щупальцев, движение на периферии, сразу почти незаметное в центре…

Но если это случится, то горе государству в будущем. Щупальцы его отсохнут, ослабеют; ответом на всю его мрачную деятельность в прошлом будет неслыханная и дикая анархия, которая затмит собою все ужасы его прошлых войн, это будет слепой бунт людей, долго пребывающих во мраке, справедливое возмездие тем, кто полагает, что человек может быть доволен единым хлебом

И опять возвратится каменный век. И опять внезапно и таинственно улыбнется бедный человек, еще затравленный зверьми, еще дикий, он опять начнет царапать камнем свои бедные изображения, бледные узоры, влекомый той же необъяснимой и неотвратимой силой искусства»

РУССКИЙ СЛЕД В ЗАЛЬЦБУРГЕ