2000 №2

Договора и сделки, связанные с изменением межи, заключали обязательно прилюдно: ходили с куском дерна на голове по новой меже; ломали солому («сила солому ломит»); «ударяли по рукам» (рукобитье), «передавали из полы в полу», то есть из рук в руки; пили вино в знак освящения совершённой сделки («пропито — продано»). Многие из этих символических обрядов сохранились до наших дней, только мы уже забыли их смысл.

Итак, отношение к границе, рубежу меже было чрезвычайно серьезным, нарушение их приравнивалось к святотатству и вело к суровому наказанию.

Межевые знаки обозначались особыми «знаменами», «гранями» — зарубками на заметных деревьях. В Германии известны знаменные дубы (мальбаум) и сложенные в кучу камни (малыптейн). Иногда проводили борозды плугом (межа ролейная). При всем при этом землю никто не мерил. Участок землевладения в писцовых книгах XIV–XV веков описывали примерно так: «куда плуг и соха, топор и коса ходили».

Так вот, именно из-за возможных земельных споров, для того, чтобы зафиксировать в писцовых книгах и на чертежах немеренные земли, выезжали в ту или иную вотчину писцы, собирали старожилов — крестьян и вместе с ними шли по меже, а заодно наносили на план-рисунок всю местность.

На древних чертежах много надписей. Большая часть из них — названия рек и деревень, полей и лугов, пустошей и болот. Некоторые надписи имеют непосредственное отношение к межеванию. Иногда это выдержки из писцовых книг более ранних межеваний. Чтобы понимать их, нужно знать порядок межевания, меры земли и леса, названия угодий, пашен, лугов и поселений.

Расстояние считали от столба до столба или от столба либо камня до приметного «межевого дерева». Такие деревья на планах изображаются отдельно и чрезвычайно живописно. Рядом обязательно название: «дуб виловатый», «дуб погорелый», «ольховое кустье» или «липа», «вяз», «береза». Иногда знаком служит курган, могильник или большой камень. Читаем в книге 1687 года: «…от того дубка налево вкруте прямо да через болотце сто десять сажен до березового пня» — или: «…а от столба и от ямы врагом вверх триста сажен дуб, на нем две грани одна назад по меже, а другая наперед, против грани яма и от ямы прямо через дорожку, что ездят из деревни Дикарихиной в Воскресенский монастырь».

Межевые деревья в некоторых местах сохранились и поныне. Например, в Ярославской области в селе Николо-Корме вблизи города Рыбинска и поныне стоит межевая сосна (ее возраст — 250 лет, окружность ствола — 380 см). В вотчине Ново-Иерусалимского монастыря автору статьи с группой сотрудников удалось найти основание того самого межевого дуба, который упомянут в книге 1687 года. Следуя тексту писцовой книги, мы шли от Истры вверх по «врагу» (то есть оврагу) и, выйдя на ровное место, увидели неподалеку огромное дерево. Оказалось — шесть молодых дубов выросли кустом по окружности огромного пня диаметром 3–4 метра. Именно на этом дубе была когда-то «грань одна назад по меже, а другая наперед».

К сожалению, не удалось найти ни одной древней межевой ямы с угольями или кобыльей головой.

Особое внимание на древних чертежах привлекают изображения церквей, монастырей, деревень и растительности.

Они выполнены очень живописно. На чертежах изображены не только крупные строения (монастыри), но и крестьянские избы, овины, амбары.

Реки, дороги, селения, границы городов, угодий (пашни и покосы) очерчены линиями, как и на современных картах. Но на нынешних стоят безличные кружки и другие условные знаки, а на древних чертежах мы видим изображения сел и деревень, монастырей, храмов и часовен, мельниц и отдельных деревьев. Чаще всего изображение дано как бы с птичьего полета — немного сверху, в перспективе (например, план Воскресенского монастыря). Многие чертежи раскрашены, и это придает им особую изобразительную и картографическую ценность.

Наши древние землемеры, видно, были в душе художниками, поэтому на их чертежах рядом с дорогами и деревнями часто изображены цветы, трава. И это придает им черты произведения искусства, а не сухого плана. Условные обозначения еще не выработаны, автор не стеснен ни масштабом, ни требованиями унификации знаков. Он хотя и отмечает межевые ямы и знаки, но в остальном — рисует.

Интересно и то, что эти рисунки снабжены живой разговорной речью людей того времени. Она звучит не только в названиях рек, дорог, пашен, но и в приписках писцов, фиксировавших претензии спорящих сторон. Эти приписки порой выглядят как небольшой рассказ: «Земля распашная сельца Кожина, на ней по досмотру оселки есть сельца Кожина; крестьяне называли, что в том месте были двор монастырский да служни». Или: «Пустошь Плотница, преж сего пахивали, а ныне пуста и лесом поросла, что отдано крестьянам в оброк и будто строитель потравил монастырскими лошадьми, а он не травливал». А еще так:

«Дорожка, ездят в Зосимину пустынь и монастырских лошадей гоняют на выпас»; «Речка Хлупень течет в реку Рузу»; «…дорога от села Микулино к сельцу Новому»; «дорошка, что ездят из деревни Крекшино в село Дорну».