2000 №4

С. А. Басов, директор отделения Фонда Сороса в Санкт-Петербурге. Когда я слышу слова благодарности в адрес программы, то думаю о наработанном программой механизме распределения выделяемой помощи. Ведь соросовские профессора, доценты, студенты, учителя ни о какой помощи не просили. Программа создала очень четкий и реально работающий механизм, с помощью которого вы пришли в эту программу как лучшие в своих научных дисциплинах и независимо отобранные. Поэтому благодарить нужно вас за ваши достижения. Мне кажется, следует подумать о том, как механизм отбора, который создан в программе ISSEP, передать нашим органам управления наукой и образованием. Что касается истории, то ведь в Российской империи не было мощной законодательной базы в сфере благотворительности, но были социальные институты, когда прежде всего царствующая фамилия уделяла этому огромное внимание. Взгляд одного социального слоя на другой рождал социальные механизмы благотворительности.

В. Н. Сойфер. С самого начала я говорил Джорджу Соросу, что концом образовательной программы в области точных наук будет то, что мы объединим людей, мы их познакомим, подружим и они проникнутся чувством необходимости друг в друге. Что-то вроде ассоциации соросовских лауреатов. И вы это здесь продемонстрировали.

Я не понимаю людей, которые с оттенком недовольства и даже презрения говорят об отборе элиты. Я считал и считаю, что, если общество уважает себя, оно должно уважать и свою элиту, должно ее знать и выделять. Это непреложная характеристика каждой уважающей себя нации. Вы, сидящие в этом зале, — элита. Вас выбрало общество.

Мне кажется важным, что несколько сторон нашей благотворительной деятельности было направлено на то, чтобы поддержать учителей. У каждого учителя средней школы 30–40 учеников, у них, по идее, — 60–80 родителей, порядка 120–140 тетей и дядей, есть еще другие родственники. Если Сорос и стал знаменитым в России, то это случилось именно благодаря нашей программе, а не чему-то еще.

По-моему, наша программа выиграла в том, что провозгласила принцип не зависимого от комитетов отбора. До сих пор это как нож по сердцу высокого уровня чиновникам, они не могут этого воспринять. Очень важным было и то, что работа программы основывалась на массовости чисел — не на знаниях одного— трех. Для того чтобы выбрать соросовского учителя, его должны были одновременно назвать десять человек. Кстати, сам Сорос с этим не согласен, считая, что надо экспертов слушать. «Кого? Студентов? Да они назовут первую пришедшую в голову фамилию. Студент — это же безответственный человек!» — и он говорил это искренне.

Д. А. Гранин. На меня прозвучавшее здесь единодушие оценок произвело большое впечатление. Беда нашего общества состоит в том, что мы перестали вообще доверять кому-либо. Нам некого любить. Вот ушел Сахаров, ушел Лихачев. Это потеря не просто крупных ученых, это — потеря любви. Я думаю, что когда ваша организация проводила отбор учителей и ученых, то она открывала людей, которые достойны любви, признательности и уважения.

В. Н. Сойфер. Самим фактом избрания являлась любовь. Ученик писал, что его любимая учительница — такая-то. Это акт признания в любви.

Д. А. Гранин. Этим самым как бы увеличивалось производство добра в нашей жизни. Ведь у нас есть кого любить и признавать, хотя бы в своем детстве и юношестве.

Записала Н. ДОМРИНА.

МАЛЕНЬКИЕ РЕЦЕНЗИИ

Адмирал Колчак

До появления книги И. Ф. Плотникова «Колчак» (издательство «Феникс», Ростов-на-Дону, 1998) мне довелось держать в руках лишь одну монографию об этом незаурядном человеке — объемистый том «Допрос Колчака», выпущенный в свет в 1925 году в Ленинграде и в 60—70-х годах имевшийся в «спецбиблиотеке» партийного архива Тюменского обкома КПСС. Лишь по близкому знакомству можно было подобные книги полистать, да и то, не вынося даже к столу в читальном зале.

Иван Федорович Плотников, доктор исторических наук, преподаватель Уральского государственного университета, еще в 50-х годах, будучи студентом исторического факультета, заинтересовался судьбой адмирала Колчака. Но советская официальная историческая наука строго соблюдала ленинский наказ, данный вождем революции сразу после расстрела Александра Васильевича в феврале 1920 года: «… Не распространяйте никаких вестей о Колчаке…» И вычеркнули его на долгие годы из отечественной истории, как вычеркивали сотни и тысячи «врагов народа», эмигрантов, диссидентов… И вот наконец авторитетный историк смог выпустить книгу о жизни и деятельности выдающегося россиянина, убежденного врага коммунистов и советской власти, который уже до 1917 года был широко известен в России как исследователь Арктики, крупный ученый и талантливый флотоводец. Герой Порт-Артура Александр Колчак получил в награду золотое оружие — саблю с надписью на эфесе «За храбрость» и два боевых ордена — Святой Анны и Святого Станислава…